Юлия Кузнецова - Выдуманный Жучок

Я ругаю себя за малодушие, но вмешаться как-то не получается. Меня сбивает с толку, почему Толик сам не защищается. Он на всё только кивает и улыбается. Может, это из-за удара?

Внешне, правда, всё в порядке. Ему снимают бинты. На лбу некрасивые швы, но никаких мозгов не вытекает. Толик просит у Тоси карандаши и бумагу, и начинает рисовать. Как он рисует, с ума сойти! Такие красивые картинки! У Игоря Марковича они до сих пор над столом в ординаторской висят. Деревья, золотые от осени, озеро, а в нём — караван птиц отражается.

Иногда к Толику заходит брат. Они сидят на табуретках у окна и тихо толкуют о чём-то. У них небольшая разница в возрасте, года два-три, но разговаривают они странно, совсем не как подростки.

— Это испытание, — донеслись как-то до нас слова брата.

— Я знаю, — ответил Толик, — маме тяжелее.

— Как будто рыцари какого-то тайного ордена, — прошептала я Ане на ухо.

— Верующие люди всегда немного странные, — пожала она плечами.

Аня любит показать, что знает о жизни больше меня. Брат Толика ушёл, а Толик так и остался на табуретке. Он смотрел в небо и о чём-то думал.

Я не выдержала и подошла к нему.

— Зачем ты позволяешь этой противной тётке говорить гадости про твоего папу священника? — возмутилась я.

— Гадости? — изумился Толик. — Наоборот, она задаёт вопросы о Боге, а я стараюсь рассказать ей всё, что знаю.

— Но она издевается!

— Правда? Я не заметил.

— Ну что, она молиться начала после разговоров с тобой? Или в церковь ходить? Она поклоняется только Еде.

— Каждый человек сам должен решить, когда ему прийти к Богу, — ответил Толик, — Бог каждому даёт знак. А мне ответить на вопросы несложно.

Как-то раз сын «Агуша» и его мамаша исчезли на полдня. Потом вернулись. Оба плакали.

— МРТ сделали, — еле выговорила мама «Агуши», — очень плохое. Опять на операцию. Опять на химию.

Они ничего не ели до вечера, будто забыли про свои крекеры. Вечером пришёл Толик. Сел рядом с мамой «Агуши» и тихо спросил, точнее, сказал:

— Я попрошу папу, чтобы он за вас помолился.

— За нас? — испугалась мама «Агуши». — А ты разве не сердишься? Я тебе столько про отца наговорила. Только сейчас поняла.

— Ничего, — кивнул Толик, — это не вы, это искушали вас. Не переживайте, я не в обиде. А папка самое главное сделал — отмолил меня у Бога.

Через неделю его выписывают. Жучок говорит — по картине Толика одно удовольствие ползать. Так и слышишь всплеск воды, шуршанье листьев да вскрики караванных птиц.

Медсестра Тося вывалила на тележку последнюю порцию творожков и повернулась к нам с мамой:

— Идите в палату. Завтрак разношу.

— Нет, нет, — вздрогнула мама, — я сейчас не могу. Я голову мыть буду.

— Всё утро в обнимку с шампунем? — улыбнулась Тося.

Мама несмело улыбнулась, прижала к груди полотенце и кивнула.

— За кем занимала?

— За Катей из пятой.

— Можешь не успеть.

— Нет, нет…

— Ну, девочки, как знаете, — сказала Тося и с трудом покатила по коридору тележку.

— Я ведь успею? — спросила у меня мама.

Я пожала плечами. Щёлкнула дверь, вышла тётя Катя. Она вытирала на ходу короткие кудрявые волосы. От неё пахло ландышем. Тётя Катя улыбалась, будто вышла не из ванной, а из волшебной страны.

Мама обменялась с ней улыбками и шагнула к двери.

— Обход! — раздался грозный окрик сзади, и маму оттеснила от двери могучая старшая сестра. Она ловко вставила крепкими пальцами ключ в замок ванной и провернула его два раза.

— А как же, — начала мама.

— По палатам! Обход начинается!

— Пойдём…

Я потянула маму за руку и вдруг увидела каплю на полу. И ещё одну.

— Ты чего? Из-за головы? Из-за пустяка так расстраиваться?

— Я… Так хочется себя человеком почувствовать.

Мама прижала к груди полотенце, как грудничка, и побрела в палату. Я посмотрела ей вслед и вдруг ощутила на плече знакомое покалывание.

— Иди за ней, пожалей, — посоветовал Выдуманный Жучок с моего плеча.

— Не буду. Мама и так должна быть сильной.

— Она была сильной перед твоей операцией. А сейчас устала. Ей надо где-то взять сил.

— Я не буду тратить жалость на ерунду, — возмутилась я, — показать, кому действительно нужны силы и поддержка?

С Жучком на плече я решительно направляюсь к Ане в интенсивку.

— Привет, — радуется мне Аня, — там завтрак ещё не начали разносить?

— Ты хочешь есть?

— Хоть какое-то развлечение.

— Там обход уже начали.

Я усаживаюсь к Ане на кровать и смотрю на её соседей. Их двое: Максим, толстый лысый первоклассник, который целыми днями лежит под капельницей с химией в обнимку с компьютерной игрой, и Саня.

Саня тяжело болен. Ему всего три года. Он тоже прикручен к капельнице, но целыми днями спит. Наверное, потому, что в капельницу добавляют димедрол. Малыши спят от него сутками. Вокруг Сани — ни одной игрушки или книжки. Только лекарства.

Санина мама сидит на стульчике и читает. Они — самая тихая пара в отделении. У Саниной мамы — на голове пучок, на носу — круглые очки, а в них — внимательные круглые глаза.

— Вот видишь, — шепчу я Жучку, — ей намного тяжелее, чем моей маме. У её сына рак. А она никогда не плачет. Наоборот, всегда расспрашивает меня про школу, про друзей. А мама никогда не спросит. И вообще, это нечестно. Мамы должны поддерживать своих детей, а не наоборот.

— Просто есть семьи, — начинает Жучок.

— Завтрак! — объявляет Тося. — Быстрее разбирайте творожки, к вам обход идёт.

— Убил! — радуется Максим, кого-то прикончив в компьютерной игре. — Тёть Тось, а творожки с чем?

— С абрикосами, лапонька.

— Тётя Таня, можно я ваш возьму? — обращается Максим к Саниной маме.

Она отрывается от книги и кивает. Встаёт, берёт у Тоси молочную смесь в картонной коробочке.

— А как же Саня? — возмущённо шепчу я Ане.

Она молча кивает на Санину маму. Та вскрывает смесь, берёт какой-то проводок, прикреплённый к Сане, набирает смесь в шприц и вдувает её в проводок.

До меня доходит какая-то страшная правда.

— Он, что… Он, что, вообще не просыпается?

— У него метастазы уже пошли, — спокойно, не поворачиваясь, объясняет мне Санина мама.

Я смотрю на Аню. Она нервно сглатывает. Берётся за вязание. Спицы дрожат, постукивая друг о друга.

— Убил! — снова радуется толстяк Максим.

Он не глядя вскрывает творожок. У меня к горлу подкатывает тошнота. Мне хочется схватить проклятый творожок, ударить о стену сначала его, а потом игру Максима. Как можно быть таким толстокожим?!