Вадим Фролов - Невероятно насыщенная жизнь

— Семен, — осторожно сказал Григорий Александрович. — Если это не секрет, может быть, я вам подскажу что-нибудь. Я вас очень уважаю, Семен. Я к вам очень хорошо отношусь, Семен.

— Вы-то да… — сказал я нечаянно.

Он как-то странно посмотрел на меня:

— Можно один нескромный вопрос?

— Можно, — сказали.

— Ага. Как вы относитесь к… моей дочери?

— К кому? — спросил я, не сразу сообразив.

— Я имею в виду Марию, — сказал он смущенно.

— А-а, — сказал я. — Ничего я к ней отношусь.

— «Ничего»? — спросил он и вдруг рассердился: — Идиотское слово! «Ничего»! Ничего и есть ничего. Еще вот говорят: «Ничего и дома много». Пошлость. Извините.

— Ничего, — сказал я, — то есть пожалуйста.

— Если вам не хочется, — сказал он грустно, — не говорите, но Маша последнее время волнует меня. То какие-то синяки, то какие-то тайны, то она смеется, то чуть не плачет. И мне кажется, что у нее как-то нет друзей. Вот приходил к нам один мальчик. Очень славный, воспитанный. Так и его она вчера почти прогнала. Не понимаю…

— Герка, что ли? — спросил я и вот ведь — обрадовался.

— Да, Герман.

— Герасим, — сказал я и тут же прикусил язык. Ну и подлый же ты тип, Половинкин…

— Герасим? Почему Герасим?

— Да нет, это я так. Он парень… ничего, то есть… ну, в общем, парень…

— Хорошо, — сказал Григорий Александрович. — Вам это, наверное, не интересно. Ведь вы к ней никак не относитесь.

Вот ведь, чудак-чудак, а хитрый: как повернул!

— Да нет! — закричал я. — Не «никак», а «ничего». «Ничего» — это значит…

— Что значит? — спросил он, наклонившись ко мне.

— А вы… вы ей не скажете?

Он помотал головой, и лицо у него стало совсем как у мальчишки, он даже рот открыл от любопытства.

— Честное слово, — сказал торжественно. — Так что это значит?

— Ну, это значит — хорошо. Хорошо я к ней отношусь. Вот.

— Я очень рад, Семен. Она неплохая девочка.

Я кивнул. Как будто я без него не знаю, какая девочка — М. Басова, но мне было приятно, что у нас с ним такой мужской разговор идет.

— Слушайте, Семен, — сказал Григорий Александрович, помолчав. — А что это все-таки за слово, которое вам нужно нарушить?

— Знаете, Григорий Александрович, — сказал я, — можно я вам ничего сейчас не скажу? Вы в разведку когда ходили, наверное, попадали в разные переделки?

— Случалось, — сказал он скромно.

— И самому решать, что делать, тоже, наверное, приходилось?

— Приходилось.

— Вот и я хочу попробовать сам решить.

— Что ж, — сказал Григорий Александрович задумчиво. — Что ж, это по-мужски. И я приветствую. Но имейте в виду, Семен, если вам потребуется моя помощь, я всегда к вашим услугам.

— Спасибо, — сказал я. — Обязательно.

— Ну вот. И с Машей вы дружите. Хорошо?

— Я рад бы. Но она… не очень-то она меня уважает…

— Неправда! — весело сказал Григорий Александрович. — Неправда! Уж я-то знаю. Поверьте мне — я отец. А вообще-то… — Тут он наклонился ко мне и зашептал в самое ухо: — Девочки — очень странные люди. Совсем, совсем непонятные. Правда?

— Ага, — сказал я, и мы оба немного посмеялись.

— А где она сейчас, Маша? — спросил я.

— Она пошла к какой-то новой подружке. Татьяна, кажется, ее зовут.

Так. М. Басова откалывает очередной номер. Зачем ей понадобилась Татьяна, которую она терпеть не может? Действительно, странный народ — девчонки. Но, в общем-то, на душе у меня стало спокойнее. Ничего… тьфу ты!.. хороший разговор у меня получился с Басовопапой. Неплохой разговорчик!

И тут я разозлился на себя: только разговорчики да разговорчики, а дела ни на грош!

Я решил во что бы то ни стало разыскать Машку. Не долго думая, я помчался к дому у Некрасовского рынка, где живет тот старичок, который выручил меня в магазине.

Я мчался сломя голову, и когда мне открыли дверь, долго не мог ничего сказать, а только пыхтел.

— Вам кого, молодой человек? — спросил старичок.

— Вы сказали, что у вас есть внучка, которая знает про гвозди? — выпалил я, наконец отпыхтевшись.

— Какие гвозди? — очень удивился старичок.

— Н-ну, эти… из которых людей делают… то есть, наоборот, из людей — гвоздей…

— Ничего не понимаю, — сказал старичок и вдруг заулыбался. — А-а, вот я вас и узнал! Ты тот мальчик, который стихи пишет.

Я кивнул: пусть его думает что хочет.

— Так ты за стихами пришел? — спросил он. — Ну, заходи, заходи.

— Нет, я за внучкой.

— За внучкой? — опять удивился он.

— Ну да, вы говорили…

— Есть внучка, есть, только она в Пензе живет. А зачем она тебе?

И чего это я решил, что Татьяна его внучка? Вот дурень!

Я ужасно расстроился, и он, посмотрев на меня, тоже очень огорчился.

— Она тебе очень нужна? — спросил он ласково.

— Очень, — сказал я и спохватился: — Нет, не она, а… другая.

— А другой у меня нет, — с сожалением сказал старичок и развел руками. Очень славный старичок.

И тут из передней раздался чей-то очень знакомый голос:

— Дед, с кем это ты там?

— Понимаешь, Апик, тут один мальчик ищет внучку, — сказал дед.

— Какую внучку? — спросил голос, и в дверях появился… трясучий Апологий.

Я вылупил глаза и разинул рот. И он вылупил глаза и разинул рот. И так мы стояли довольно долго. Старичок даже забеспокоился.

— Ээ-э, молодые люди, — сказал он. — Что с вами? Вы знакомы?

Апологий с громким стуком захлопнул рот. И я захлопнул рот.

— Здорово, Половинкин, — сказал Апологий, — какая я тебе внучка?

— Да не ты, — сказал я. — Мне одна девочка нужна. Я думал, она здесь живет. — Я махнул рукой и начал спускаться по лестнице.

— Куда же ты? — спросил старичок. — Заходи.

— В другой раз, — сказал я. — Спасибо. До свидания. Извините.

Старичок пожал плечами, помотал головой, развел руками, а я помчался вниз. Апологий догнал меня около рынка.

— Ну и мчишься ты, — сказал он, переводя дух. — Как наскипидаренный. Какую тебе девчонку надо?

— А тебе какое дело? — сказал я, разозлившись. Еще на какого-то Аппология время тратить. — Ты все равно не знаешь, где она живет.

— Я все про всех знаю, — сказал Апологий. — Я такой!

— Трепло ты, — сказал я, но подумал, что чем черт не шутит, может, он и верно знает.

— Танька Шарова, — сказал я.

— А зачем? — спросил он.

— Катись ты! — сказал я.

— Тайна, — сказал он. — Ужасно люблю тайны.

— А пошел ты!

— Знаю я, где она живет. А расскажешь?

— Не расскажу. Где она живет?

— Не знаю.

— Ну и…

— Я знаю, но скажу, если ты расскажешь.

Я остановился, взял его за грудки и тряхнул так, что он треснулся спиной об столб.

— А ну, говори! — заорал я.

— Не скажу!

Я хотел еще раз тряхнуть его, но какой-то дядька оттащил меня.