Владимир Каменев - Долгая дорога домой

Фургон въехал в ворота мясокомбината.

Баловень не знал, куда его привезли, но решил держаться за фургон до последнего. Он напрягся, сжался в углу. Тогда его потащили силой. Баловень боролся как мог. Бил передними копытами и угрожающе поддевал головой. Чтобы заставить лошадь подчиниться, по фургону долбили палками. Гулкие удары эхом разносились по двору.

В загоне заревели коровы. Их безумные, непонимающие глаза были устремлены в небо. Они словно жаловались кому-то на свою страшную судьбу. Громким рёвом они старались подавить страх. Так им было легче. Среди коров Баловень был чужим. Ему не с кем было поделиться своим страхом. Он впал в оцепенение. Понуро стоял у изгороди, опустив голову.

Притащился какой-то начальник с портфелем.

— Это чё? — спросил начальник.

— Конина, — сказал сторож.

— Оформи как бычка, — сказал начальник рабочему в клеёнчатом фартуке.

— Мигом, — откликнулся рабочий, — это мы понимаем.

Рабочий поволок рысака за собой. Баловень не сопротивлялся. То ему казалось, что ведут его в какую-то чужую конюшню, в чужом городе, куда привезли на бега, то рабочего он путал с Палычем, который доставляет его к ветеринару на осмотр. Ему не было страшно, только по телу пробегали судороги, хвост был опущен, а уши прижаты.

— Ты не робей, — сказал рабочий, — у нас мигом.

Подошли к забойному цеху. Оттуда слышался коровий рёв. И тут Баловня словно вкопали. Он не двигался с места. По его животу пробежала дрожь. Рабочий дёргал за верёвку, лупил палкой, уговаривал. Рысак не слушался. Позвали сторожа. Лошадь потянули силком. И тогда жеребец вдруг жалобно заржал, задирая голову к небу. В ответ коровы завопили громоподобными голосами, усиливая ужас.

— Чует, — сказал рабочий.

Баловень заржал ещё громче и взметнулся на дыбы. Рабочие повисли на нём и осадили лошадь. Открылись ворота забойного цеха. Оттуда несло кровью. Здесь проходила полоса между жизнью и смертью. Баловень упёрся. Никто не хотел переступить эту черту. Он прыгал из стороны в сторону, пытался вырваться. Крепкие верёвки давили к земле.

Рысаку отвесили тяжёлый удар по спине. Его затягивали тяжело и больно. Ещё мгновение, и захлопнулись бы железные ворота. Вдруг послышался голос начальника.

— Стой! — кричал он, — стой!

Рабочие остановились.

— Выводи, — сказал начальник, — переиграли. Директор себе берёт на свою ферму.

— К пастуху, — сказал рабочий, — это мы понимаем.

— А ну-ка пусти его по кругу, — приказал начальник.

Рабочий приладил к лошади длинную верёвку и пустил по кругу.

Баловень обрадовался: так делали после заезда, чтобы лошадь остыла и успокоилась.

Баловень пошёл рысью, всё убыстряя и убыстряя ход. Он бежал среди рёва и смрада, среди страха и надежды.

— Породистый, — сказал начальник, — какой дурак его сдал?

— Я, — сказал сторож.

— Загоняй в фургон, — сказал начальник сторожу.

— А бабки? — спросил сторож.

— А в ментовку? — сказал начальник. — Хочешь?

— Нет, — ответил сторож.

— Ну и гуляй!

У директора была своя коровья ферма в глухой подмосковной деревне. Туда и определил директор Баловня, приказал пастуху поставить под седло. Для Баловня это было непривычно. Он ловчился скинуть пастуха, брыкался, вставал на дыбы. Но пастух нашёл к нему подход: он дал ему чёрного хлеба с солью. Баловень привязался к пастуху и привык его слушаться. Вместе со стадом они спускались в овраги, продирались сквозь колючий кустарник, переплывали речку. Баловень стал сельским жителем.

Отвели ему место в коровнике, где он и простаивал ночами, наблюдая за коровами, жующими свою вечную жвачку. Всё было бы хорошо, только не поладил он со сторожевой пастушеской собакой. Овчарка была уверена, что все животные должны её слушаться.

Однажды в полдень пастух пригнал стадо к реке и уснул под деревом. Баловню он дал попастись. Овчарка надумала показать себя, погонять лошадь. Она подбежала к рысаку и гавкнула. Собака не сомневалась, что лошадь, как корова, испугается и побежит. Но лошадь посмотрела на собаку только с любопытством. Овчарка снова облаяла рысака. Баловень повернулся к собаке задом. Что она хочет? Овчарка рассердилась. Она прижалась к земле, глухо зарычала, оскалив зубы. Баловень продолжал щипать сочную траву и вдруг заметил, как собака подкрадывается к нему сзади. Она медленно переставляла лапы, готовясь к броску. Баловень перестал есть, насторожился. Овчарка бросилась к лошади. Рысак лягнул собаку копытом. Оглушённая собака не могла взять в толк: ни одна корова не осмеливалась ей перечить. С этого дня овчарка уяснила, что с лошадью лучше не связываться. Они превратились в друзей. В минуты отдыха Баловню нравилось погоняться за собакой. Но та была такая вёрткая и быстрая, что догнать её было невозможно. Она то пряталась в траве, то ныряла в кусты. А вот Баловню уйти от овчарки было трудно. Обычно он удалялся от неё вдоль реки по тропинке. Собака легко догоняла его, облаивала, забегала вперёд, но никогда сзади: не забывала о копыте.

Но однажды стадо паслось на ровном лугу. Пока коровы пили воду, лошадь и собака устроили гонки. Рысак наметил большой круг и двинулся в путь. Сначала овчарка не отставала. Она лаяла на лошадь, обгоняла, путалась под ногами.

А Баловень словно выбрался на беговую дорожку ипподрома. Только земля под копытами была тяжёлая, вязкая, словно после дождя.

Рысак нарезал круг за кругом и ни разу не сбоил. В конце третьего круга овчарка сдала. Высунула красный язык и улеглась в холодке поддеревом. Баловень вытоптал на лугу большой круговой след. Бег его был ровным и стремительным. Пастух залюбовался лошадью. Не каждому такая достанется.

А Баловень словно бежал в заезде на три тысячи двести метров. Это была его коронная дистанция. Однажды в Германии он обошёл в этом лошадином марафоне знаменитого американского жеребца Ганса. По сухой дорожке Гансу не было равных. Но перед заездом прошёл ливень. Беговая дорожка разбухла, потяжелела. Со старта Ганс вырвался вперед. Но после первого круга сбавил ход. Тяжёлая дорожка давала о себе знать. Баловень оставался четвёртым. Он был в заезде единственным орловским рысаком. На него мало кто ставил. На втором кругу Палыч отпустил вожжи. Баловень сразу прибавил ход. Из-под качалки полетела грязь. Жёлтая рубашка Палыча окрасилась в грязно-серый цвет. Баловень обогнал двух лошадей и стал медленно приближаться к Гансу. Немецкий наездник бил своего жеребца хлыстом. Но тяжёлая дорожка вымотала Ганса. Он уже не мог прибавлять хода. Баловень медленно уменьшал разрыв. Они вошли в последний поворот ноздря в ноздрю. Палыч только помахивал хлыстом над ушами Баловня. Немец выжимал из лошади последние силы, чтобы довести до победы.