Гавриил Левинзон - Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки

— Надо быть скромней!

— За что ты его? — спросила Лидочка.

— За хвастовство, — ответил я.

Я отвел Лидочку домой, вернулся на улицу и стал ждать новых поручений: пусть я сгорю в пламени, как тот мотылек, что тянулся к свету!

Сейчас же из окна второго этажа одна симпатичная женщина спросила:

— Быстроглазый, ты, наверно, можешь достать дрожжей?

— Конечно, — ответил я и пошел за дрожжами.

Я раздобыл их у своей довольно большой приятельницы, которая в столовой работает. Она с радостью мне их дала. Мы улыбаемся друг другу при встрече, и я как-то ездил для нее за лекарством в дальнюю аптеку.

— Не для себя, для людей стараюсь, — сказал я, когда брал дрожжи.

Я принес женщине дрожжи и опять вышел на улицу. Я предчувствовал, что понадоблюсь тут для важного дела.

Я увидел нашего соседа, — дверь слева, — десятиклассника и эрудита Леню Саса. Сас шел, читая книжку на ходу; голову он держал набок, одно плечо выше другого. Иногда он отрывался от книжки и проверял, не сбился ли с дороги, и каждый раз он жалел, что поднял глаза: вокруг такая ерунда происходила, такая чушь и бестолковщина, что только и оставалось презрительно улыбаться. Я никогда не упускаю случая поговорить с Сасом: он знает много такого, что может пригодиться Дербервилю.

— Здравствуй, Сас, — сказал я. — Что нового пишут в книгах?

Сас оторвался от книги, и, конечно, оказалось, что и я и все прочее на улице выглядит очень ерундово: какие-то муж и жена довольно громко ссорились, у акации стояла собака с задранной ногой, а из окна дома неслась громкая музыка. Сас посмотрел на это окно и сказал:

— Дикари двадцатого века!

Я уже приготовил блокнот и шарик.

— Сас, — сказал я, — дай-ка мне название английского графства.

— Йоркшир, — сказал Сас. — Одного хватит?

Я сказал:

— Хватит.

Не мог же я купить домик для Пегги сразу в двух графствах. Сас догадывается, что я Дербервиль, ему нравится, что я не просто Виталька Бесфамильный, Быстроглазый, а еще и англичанин. Он страшно любопытный, этот эрудит, — вечно расспрашивает, как моего англичанина зовут и в какую эпоху он живет. Он говорит, что на моем месте выбрал бы семнадцатый век эпоху Кромвеля и великих событий. Ну как ему объяснить, что мой Дербервиль живет в разные эпохи? Конечно, иногда получается путаница: по Лондону ходят в длинных плащах и ботфортах, во фраках и цилиндрах; в одно и то же время скачут всадники в шлемах и Дербервиль едет в своем «роллс-ройсе».

— Послушайте, милорд, — сказал Сас, — почему вы не хотите мне довериться? Я бы вам подобрал литературу по Англии семнадцатого века, мы бы с вами эпоху смоделировали. Такого бы англичанина сотворили! Человека передовых взглядов, но безнадежно влюбленного.

Я догадываюсь, в кого был бы влюблен этот англичанин Саса: в девушку по имени Нелли. Как раз в это время я заметил Нелли на другой стороне улицы — она шла в сопровождении баскетболиста Ричарда. Сас тоже их заметил и побледнел, улыбка его стала еще презрительней. Еще недавно Нелли встречалась с Сасом и слушала, как Сас читал стихи на трех языках русском, польском и английском, но теперь она ходит с баскетболистом Ричардом Шониным, который стихов читать не умеет, но зато умеет бросать мячи в корзину. И у Ричарда рост. Когда он с Нелли идет по улице, то прохожие, наверно, только об одном думают: «Какая рослая, красивая пара!» А Сас? Метр шестьдесят, больше он не вытянет, хоть бы на цыпочки встал.

— Вот так, милорд, — сказал Сас. — Я очень хорошо представляю себе этого англичанина. Ироничный человек. Когда ему нечего будет сказать, он просто галантно раскланяется.

Сас снял цилиндр и не очень-то умело поклонился Нелли и Ричарду. Ричард захохотал, а Нелли что-то сердито сказала ему и учтиво ответила Сасу. Я видел: Сас, если захочет, тоже сумеет стать англичанином.

— Сас, подбери себе английскую фамилию, — сказал я. — Кланяться ты уже умеешь.

— А вас, милорд, как зовут? Ну же, представьтесь.

Я представился ему, как англичанин англичанину:

— Дербервиль, сэр.

— И вы знаете, сэр, как пишется ваша фамилия? Уверен, что не знаете.

Сас взял у меня блокнот и написал: «д’Эрбервилль». Может, так правильней, но меня такая фамилия не устраивала: мне нужен Дербервиль с большой буквы.

— У вас такая библиотека, а вы, сэр, не знаете, как пишется ваша фамилия.

Сас опять уткнулся в книгу. Как это понимать? Он все еще со мной в компании или сам по себе? Сас пошел от меня, не попрощавшись. Ну и манеры! Он чуть не столкнулся с жильцом нашего дома по имени Митя. Это очень застенчивый человек лет тридцати, он смущается даже меня. Митя о чем-то заговорил с Сасом. Сас кивнул в мою сторону и сказал:

— Идите к нему, этот сделает… Ты можешь достать лягушек? — спросил меня Сас.

— Конечно! — ответил я.

Сасу мой ответ почему-то не понравился. Он стал смеяться неприятным тоненьким смешком и допытываться, есть ли такое, чего бы я не мог достать.

— Вот ты смеешься, — ответил я, — но ты еще не раз ко мне обратишься.

Я стал выслушивать Митин рассказ, как он пытался раздобыть лягушек. Он побывал на двух прудах и трех озерах, но лягушек не обнаружил. Попадаются, правда, маленькие, но и те не даются. Митя смотрел на меня, как на человека, который, если захочет, может стать его спасителем: лягушки завтра к утру нужны позарез, жена в больнице, должны анализ делать, а без лягушек нельзя.

— Ждите меня здесь, — сказал я Мите.

Я перешел на противоположную сторону улицы, вошел в будку автомата и набрал наш номер.

— Дед, — спросил я, — кто из наших знакомых имеет отношение к лягушкам?

— Надо подумать, — ответил дед.

Он думал долго. Я забеспокоился. И зря. Иной раз случается, что какую-нибудь ерунду трудно достать. Однажды дед целую неделю доставал ходящую куклу для внучки большой бабушкиной приятельницы. Он говорил: «Можно подумать, что я достаю бульдозер».

Человек, имеющий отношение к лягушкам, конечно же, нашелся.

— Виталька, — сказал дед, — иди к Пете Башмету. В мединституте есть виварий. Иди и скажи ему, чтобы он тебе раздобыл сколько надо лягушек. А я ему позвоню.

— Готово! — сказал я Мите, вернувшись. — Мы идем в мединститут.

Сас вдруг заявил, что идет вместе с нами: он все хочет видеть своими глазами.

Петя Башмет — закадычный папин друг. В нем росту метр шестьдесят четыре — папа его называет Петя Баш, потому что считает, что фамилия Башмет для него слишком длинная. Они дружат еще со школьных лет. Мне нравится слушать их споры. Они ведут разговор о возможностях и перспективах, о человеческих отношениях и о том, что, между прочим, что-то переменилось, какой-то сдвиг произошел, о том, как это отразится, и о том, не вызовет ли это поголовного увлечения. Послушаешь — и начинаешь понимать, что не так все просто. Особенно мне нравится разговор о революции в науках, которая однако, не затронула некоторые сферы сознания. Иной раз я прошу их поговорить об этом — они соглашаются, и каждый раз получается все интересней. Заканчивается этот разговор всегда одинаково: кто-нибудь из них говорит: «А про мячик мы забыли!» Тогда я приношу им теннисный мячик, и они бросают его друг дружке через стол. Я стою в стороне: мне интересней наблюдать, чем самому играть. Так они забавляются минут десять. И почему мне так нравятся смешные, несерьезные люди?