Лидия Некрасова - Некрасова Л. День рождения

Мака проснулась оттого, что поезд остановился. Под ней, перед ней, около нее шевелились серые кучи одежды. Светлели туманные окна.

— Орша! — громко крикнул кто-то.

— Просыпайся скорее! — взволнованным голосом сказала мама. — Нам нужно выходить.

И вот, переступая через спящих людей, наступая на чьи-то шинели, на чьи-то узлы, отмахиваясь от сердитых голосов, мама и Мака выбрались на платформу. Там уже стояло несколько человек.

— Вам нужно пройти территорию, занятую немцами, — сказал им начальник станции.

Ровный четырехугольный, как будто деревянный, из-под земли вырос часовой.

— Цурюк! — сказал он деревянным голосом. — Цурюк! Назад!

Но мама не могла идти назад. Мама должна была идти вперед. Она сделала еще шаг… И Мака сделала еще шаг.

— Цурюк! — крикнул немец, и мурашки побежали по спине у Маки.

Нескольких человек, и маму, и Маку часовой повел в комендатуру.

Все было как на страшной, нераскрашенной картинке. Серая земля, серые лужи с белыми блестками воды, серое небо. Черные люди, торопливо идущие перед четырехугольным, широким часовым. И черные голые деревья с торчащими, растрепанными ветками.

В комендатуре было тепло и светло. На вошедших смотрели со стола большие подошвы с металлическими подковами на каблуках. Толстый немец сидел в кресле, положив ноги на стол. Немецкие солдаты прямо перед ним стали вытряхивать вещи из корзинок, из узлов, из чемоданов. Это был обыск.

Начальник, не выпуская сигары изо рта, не произносил ни слова, а только пальцем указывал, какой сверток потрошить. Его толстый, красный палец уставился на Тамару. Теплое одеяльце рванули руки солдата, и Тамара удивленно раскрыла глаза, когда ее подняли на воздух. Мака кинулась к ней. Ей показалось, что солдат сейчас бросит Тамару на пол…

— Цурюк! — прорычал солдат и внимательно осмотрел все платье Тамары. Потом он швырнул ее, и Тамара не разбилась только потому, что упала на мягкую кучу разбросанных вещей.

Начальник рассмотрел все бумажки, все удостоверения и справки. Он как будто нюхал каждую бумажку, по нескольку раз поднося их к лицу. С важным видом он вытащил из кармана развернутую бумажку. Это был пропуск.

— Деньги, — сказал начальник и помахал у мамы перед лицом бумажкой. — За пропуск мы берем плату.

Мама расстегнула сумку и торопливо вынула пачку денег. Немец скривился и покачал головой.

Мама посмотрела на него, как будто не понимая чего-то. Потом она покраснела и вытащила из сумки еще несколько бумажек.

— У меня больше нет денег, — сказала она. — Это все мои деньги. Вы видите, я с ребенком. Оставьте мне хотя бы немного на дорогу.

Немец пустил дым прямо в лицо маме.

— Вы можете себе оставить даже все эти бумажки. Нам нужны золотые деньги… Золото… — сказал он.

— У меня нет золота, — прошептала мама.

— Нет? — немец сложил пропуск. — Уведите эту женщину, — сказал он.

К маме шагнул часовой.

— Я вас умоляю… — сказала мама. Маке показалось, что мама сейчас заплачет.

— На этой территории мы хозяева, — отчеканивая слова, сказал немец. — На этой территории мы устанавливаем порядок. У вас нет золота — у нас нет пропуска. Все. Уведите женщину.

Немец откинулся на спинку кресла и спрятал пропуск в карман.

— Уведите ее в рабочие бараки. Без ребенка.

Часовой подтолкнул маму к двери. Другой немец схватил Маку за руку.

— Подождите! — вдруг страшно вскрикнула мама. Она рванула вверх рукав своего пальто, на худой ее руке сверкнули часы. Это были папины часы.

Мама нагнулась к начальнику.

— Это очень хорошие часы. Может быть, вы возьмете их?

Мама быстро расстегнула браслет, сняла часы. Начальник взвесил их на руке, поднес их к уху, зажмурил глаза, послушал. Потом надел папины часы на свою толстую волосатую руку. Браслет с трудом застегнулся.

Начальник вынул из кармана сложенный пропуск и протянул его маме.

— Пожалуйста, вы можете идти. Вы можете идти вместе с ребенком. — Часовой посторонился, другой немец выпустил из рук Маку, третий подал Маке Тамару.

Холодный ветер ударил в лица мамы и Маки, когда они вышли из комендатуры. Мама глубоко вдохнула в себя утренний воздух. Мака закутала Тамару. На краю неба размазалась розовая краска.

Они пошли по липкому серому полю. На нем не было ни травинки. Глубокие ямы, круглые и неровные, кто-то выкопал на этом поле. Между ними стояли низкие столбы, и от столба к столбу тянулась колючая проволока. Два раза Мака и мама подлезали под ней, и кусок Макиного пальто остался висеть на колючках. За этой колючей проволокой, за этим полем начиналась свободная русская земля. Два раза сухой жесткий голос кричал: «Цурюк!» Но у мамы был пропуск начальника.

Вдали показались постройки. Маленький паровозик пускал пар, как большой чайник. Желтое солнце выкатилось из-за дома станции, когда Мака и мама подошли к ней.

Озабоченный человек в красной фуражке сказал маме:

— Вы с двумя детьми… — Он посмотрел на Маку и на Тамару и с сожалением покачал головой. — Вы благополучно выбрались из немецкой комендатуры… Грабители… Вас они, наверно, тоже ограбили… Ну, на этой станции уже Россия. Вот видите, где та колючая проволока, там граница. Такой кусок русской земли отхватили! Вот здесь остановилась война. Вот здесь их остановили, когда был заключен мир. Все отдадут обратно. Все отдадут. Идите скорее, — вдруг заволновался он. — Если вы поспешите, то поспеете еще на вчерашний поезд.

Мама удивленно посмотрела на начальника станции.

— Ну да, — объяснил он, — вчера должен был отойти поезд. У нас на станции не было вагонов, чтобы собрать состав. Вчера он не ушел. Сегодня пришли вагоны, пришли теплушки. Сегодня отойдет вчерашний ускоренный поезд. Про него никто не знает. Так что вы сядете без особенной толкотни. Пройдите через вокзал на третью платформу.

Мама и Мака побежали искать третью платформу и вчерашний поезд.

Он стоял еще без паровоза. На крышах вагонов, на буферах, на ступеньках сидели люди. Мама и Мака стали пробираться по каким-то ящикам, по чьим-то ногам, через чьи-то спины в вагон и, наконец, сели на свои чемоданы в дальнем уголке. Вскоре лязгнули буфера, вагоны толкнулись один о другой и без звонков, без свистка, поезд отошел от платформы. За ним бежали не успевшие сесть люди, на ходу цепляясь за ступеньки… Вскакивали, обрывались, падали… В открытые двери видно было, как поднимается солнце, похожее на большой яичный желток. Навстречу поезду бежали ровные телеграфные столбы и провода качались вверх-вниз, вверх-вниз. Поезд шел быстро, догоняя вчерашний день.