Владислав Крапивин - Та сторона, где ветер [с иллюстрациями]

– Да брось ты, ничего я не думаю, – поспешно сказал Генка.

Но говорил он почти машинально. Ему стало не по себе, как при близкой опасности. Словно перехлестнулся в него Владькин страх. Ведь в самом деле: поскользнешься, ударишься – вдруг снова беда?

Он сказал сбивчиво и хмуро:

– А ты… не скачи зря-то… Ты на Ильку не гляди. Пусть он прыгает, если голова дырявая.

Илька презрительно промолчал.

Генка вдруг встревожился: опять что-то получилось не так.

Илька неожиданно спросил, будто о пустяке:

– Владик, а больно, когда операция?

«Вот балда!» – подумал Генка. Он увидел, как шевельнулось и напряженно застыло Владькино плечо.

– Что, Илька? – сказал Владик.

– Наверно, больнее, чем нога, когда ее дергают, – сердито вмешался Генка.

Владик поспешно спросил:

– Какая нога?

– Да зимой этот козел ногу подвернул. Сел и ревет. Хорошо, что твой отец мимо проходил. А то мы с Яшкой хотели «Скорую помощь» звать.

Так было сказано о Яшке. Впервые за весь день. Мимоходом.

Но сразу они замолчали и, повернувшись, посмотрели на верхнюю кромку мыса. Илька и Генка. И Владик, который знал о Яшкиной гибели из Илькиного письма.

– Его где похоронили? – вполголоса спросил Владик.

– Похоронили? – удивился Илька.

– Его даже не нашли, – сказал Генка. – Его, наверно, сразу затянуло под лед. А потом такой разлив… Знаешь, какая вода была? Другого берега не видно, как на море.

«Как на море», – сказал он, и тогда Илька понял, что пора спросить Владика о главном. Он не хотел говорить об этом раньше, на ходу, среди суеты и шума. А сейчас, когда сидят они серьезные и немного печальные, Владик, наверно, расскажет…

– Владик, расскажи про море, – попросил Илька. И строго взглянул на Генку: не вздумай опять ехидничать.

Генка ногтями отщипывал от какой-то щепки волосяные лучинки.

– Я ведь почти не видел моря, – огорченно сказал Владик. – Так глупо все получилось. Меня раньше времени выписали. Из больницы до последнего дня не выпускали. А у папы всего один день свободный был.

– Целый же день! – обиженно возразил Илька.

– Целый… А с утра холод и туман. Такой туман… Как молоко. Говорят, такие туманы осенью бывают, а тут вдруг летом. И моря совсем не видать. Ну, как стена из ваты. Только слышно, как пароходы в порту трубят. Будто мамонты заблудились.

Илька горько вздохнул:

– Кораблей, значит, тоже не видел?

– Мы потом к причалу спустились, там «Адмирал Нахимов» стоял. Такая белая громадина. Вплотную, конечно, видно было. И воду видно. Темно-зеленая вода. Небо серое, а вода все равно темно-зеленая… Плещется так звонко, будто в железной бочке. И солеными огурцами пахнет. Смешно, верно?… А «Нахимов» такой высоченный в тумане… А потом чайка пролетела…

Илька благодарно молчал. Все-таки зеленая вода и белый громадный корабль – это кусок настоящего моря. И чайка…

– На следующий день снова тепло было. И ясно, – сказал Владик. – Только нам уже на вокзал надо было. Я море только из автобуса увидел, издалека. Такое синее, в сто раз синее неба… Просто зареветь хотелось… Ну, мы, наверно, с папой в августе еще раз съездим. У него за прошлый год отпуск не использован.

– В августе? – переспросил Генка и бросил щепку.

– Да. А то обидно так…

До августа, конечно, далеко. И все-таки Генка огорчился. Август – время устойчивых ветров. Генкин любимый месяц. Не хотелось, чтобы, как в прошлом году, был он месяцем тревог и расставаний.

Да, но какие тревоги? И надолго ли расставание? Все равно. Генка не хотел никакого.

Но что он мог сказать? Не говорить же: не езди. Это Илька брякает все, что у него на уме.

Генка покосился на Ильку. Вернее, на то место, где Илька недавно сидел.

Его там не было.

Опустив голову, Илька медленно и как-то упрямо шагал к серым камням обрыва.

– Ты куда? – окликнул Генка.

Илька не ответил. Только придержал шаги и глянул вверх.

Посмотрел и Генка. Высота – метров десять. Кустики на камнях, жесткие колючие стебли. Трещины, уступы, карнизы. Кое-где камень отслоился, и серые пластины торчат, как акульи плавники. Желтое тихоходное облако уползает за мыс…

Илька встал на камень у обрыва и напружинил ноги.

– Не смей! – сдавленно крикнул Генка.

Илька прыгнул вперед и вверх, словно решил телом пробить каменную броню Монахова мыса. Не пробил, но остался на отвесной гранитной стенке. Словно приклеенный. Потом нащупал ногой трещину, дотянулся до выступа и вдруг, извиваясь по-кошачьи, взял без остановки первый трехметровый отвес.

Он постоял на карнизе несколько секунд. Зачем-то погладил камень, словно зеркало перед собой протирал. И полез дальше.

Генка стоял под обрывом, не отрывая глаз от сумасшедшего Ильки.

Он словно подталкивал его взглядом. Ругаться и кричать было бессмысленно: спуск сейчас оказался бы опаснее подъема.

У Генки ныли натянутые, как для прыжка, мышцы. Но что он смог бы сделать, если бы Илька сорвался?

Рядом молчал Владик. Лишь один раз сказал он шепотом:

– Бешеный дурак…

А когда вдруг Илька покачнулся на маленьком уступе, Владик со свистом втянул сквозь зубы воздух…

А Илька не испугался. Покачнулся и снова прижался к обрыву. Камень был теплый, шероховатый. Кожу царапали жесткие, как птичьи коготки, травинки. В щелях и выбоинах застоялся запах недавнего дождя и мокрой полыни.

Илька зацепился за новый карниз и поднялся еще на полметра. Он знал, что не упадет. Он не боялся обрыва и не винил этот мыс в Яшкиной смерти. А вверх его толкала одна только мысль. И при каждом рывке Илька повторял злым шепотом:

– Пусть уезжает! Ну, пусть, пусть, пусть!..

Не было зависти в его обиде. Только слезы все равно толкались у горла. Илька знал почему. Но сказать про это словами он бы не сумел. И не стал бы. Злился на себя, когда в голову лезли такие мысли.

И злость эта помогала ему брать метр за метром. Он не трус, пусть боятся другие…

«Трусов родила наша планета, все же ей выпала честь: есть мушкетеры…»

Есть слова, от которых щиплет в глазах и хочется вскочить на коня, чтобы мчаться в атаку. Есть такие песни. А как назывался тот фильм? Да, «Двадцать лет спустя». Непонятное название. А все остальное понятно.

– Есть мушкетеры, есть…

Он лег животом на край обрыва. Подтянулся, ухватился за траву.

Поднялся на колени. Встал.

Мельком взглянул вниз. Генка покачивал над головой кулаком. Илька неумело засвистел и отвернулся.

Недалеко на склоне двое мальчишек сидели у остатков церковного фундамента. Видно, до сих пор они были заняты своим каким-то делом, а теперь с изумлением разглядывали Ильку: откуда он появился?