Владислав Крапивин - Переулок капитана Лухманова

— Очень я тебя испугался…

— Ну-ка, не петушитесь, — попросила Ольга Петровна. — Лучше я вам покажу, как принято было писать в прежние времена. Я их еще немножко помню… — И она принялась выводить на доске мелом крупные строчки:

МОРОЗ И СОЛНЦЕ; ДЕНЬ ЧУДЕСНЫЙ!

Получалось в самом деле красиво — с изящным наклоном, плавными нажимами в середине букв и завитушками.

«Как на старинном документе», — подумал Мир.

— Нам тоже писать? — с опаской спросил ленивый Максим Толбухин.

— Не надо. У вас все равно не получится… Но если вы вдруг дома разыщете в Интернете старые прописи или найдете бабушкин букварь с образцами давнего письма, попробуйте сами написать так две-три строчки….

— А про что? — спросил Мир.

— Про что хотите… И принесите мне. Если там будет что-нибудь умное и красиво написанное, поставлю хорошую оценку.

— А если ничего не будет? — спросил ленивый Толбухин.

— Значит, никакой оценки. Не бойся, двойку не поставлю…

Написали немногие, человек пять. Остальные отговорились, что не нашли нужных образцов. Но Мир нашел. Причем не в компьютере, а на книжной полке, где мама хранила букварь 1946 года. Это была память о дедушке, папином отце. А значит, и о папе…

Тетрадки в косую линейку, разумеется, не нашлось, пришлось писать на листе в клетку и видеть перед собой старинный наклон мысленно. Стальные перья были: мама на работе ими делала рисунки для буклетов. Нашлись и чернила, только не фиолетовые, а черные и синие. Мир стал писать синими: больше похоже на старый школьный стиль.

Эти стихи он сочинил в первом классе и больше рифмованных строчек никогда не складывал. Но сейчас показалось, что для старинного почерка нужно что-то возвышенное. И опять представился небосклон в созвездиях и обращенные к нему телескопы.

Он очень старался, когда писал (даже кончик языка высунул). Буквы выходили не такие красивые, как у Ольги Петровны и в букваре, но… что-то все-таки получалось. А главное, Мир вдруг почувствовал, что это занятие ему нравится. Может, правда, люди потеряли частичку радости, когда наплевали на старое искусство каллиграфии? А Мир сейчас коснулся утерянного секрета и будто снова нашел эту радость.

Ольга Петровна очень радовалась работам пятерых энтузиастов. Всем поставила пятерки. А Мирослава Рощина хвалила больше всех. Потому что у него строчки оказались самые ровные, буквы самые старательные и правильные. Ну и стихи к тому же…

— Ты их сам сочинил?

— Ой, да это давно. Нечаянно…

— Очень неплохо…

Он вдруг пообещал:

— Я, может быть, что-то еще напишу. Не стихи, но таким же почерком…

— Понравилось?

Он почему-то засмущался и кивнул.

Следующий образец каллиграфии Мир показал Ольге Петровне в конце мая, когда закончили четвертый класс. Ребята расставались с Ольгой Петровной и сочинили для нее послание. Написать его на альбомном листе поручили Миру: всем уже был известен его талант. И он вывел старой прописью:

Похоже, что Ольга Петровна даже прослезилась. Каждого чмокнула в заросшие макушки, а Миру сказала:

— Ты стал писать еще красивее. Наверно, тренируешься?

Он опять застеснялся и выговорил:

— Иногда…

А по правде он тренировался не иногда, а часто. Нравилось, когда из-под упругого пера появляются на свет буквы с завитушками и складываются в слова, от которых слегка веет стариной и загадками. Сначала он писал просто так: всякие имена и коротенькие фразы, названия кораблей и городов, какие-нибудь поговорки или строчки из стихов. Главное — сама процедура письма. Тетрадку он не прятал, и однажды ее увидела мама. Ну… другая мама сказала бы: «Чем заниматься ерундой, учил бы правила или решал примеры». Но мама братьев Рощиных заметила:

— Почерк изящный, ничего не скажешь. Но почему такая абракадабра? Записывал бы какие-нибудь умные мысли. Получится двойная польза: и каллиграфия, и тренировка ума…

— А если их нету, умных-то…

— Ох уж! Совсем нет? Вон как складно вчера убеждал Матвея, что скорость света совсем не предел…

— Конечно, не предел! Потому что иначе как люди преодолеют бесконечность Вселенной?

— Ты думаешь, ее надо преодолевать? — с неожиданной серьезностью спросила мама.

— Обязательно! — вмешался Мак. — Зачем тогда было ее создавать? Это самую Вселенную…

— Да, — сказал четвероклассник Мир.

— Вот возьми и напиши про это.

Мир поскреб макушку и… написал. Правда, сочинять длинные предложения было ему лень, но он вспомнил умную фразу, что «краткость — сестра таланта» и начертал в тетради:

«Эйнштейн был очень умный человек, но все-таки он ошибался. То есть не все додумал до конца. Скорость света когда-нибудь преодолеют. Потому что иначе Вселенная не имеет смысла. Зачем она, если до ее края надо добираться миллиарды лет? Когда-нибудь можно будет долететь моментально, вообще без времени. Говорят, что уже делаются такие опыты под названием „прокол пространства“, только они засекречены. Но это маленькие опыты, а когда-нибудь удастся сделать крупный. Наверно, с помощью громадного телескопа-излучателя, который выведут на орбиту. Он будет в тысячу раз больше „Хаббла“»…

Такой вот научный труд изложил Мирослав Рощин в своей тетради. Пока он писал, первоклассник Мак («капитан Мак’Вейк — любопытный нос») поглядывал через его плечо.

Прозвище Мак’Вейк придумалось однажды, когда братья устроили игру-фантазию «Раз пираты, два пираты, в этом мы не виноваты». Придумалось почти само собой, и Мир навсегда приклеил его к Матвейке. Тот не спорил. Он вообще редко спорил с братом, потому что знал: тот умнее и опытнее в жизни, а главное — любил брата спокойно и преданно.

Мак’Вейк умел разбирать витиеватые старинные прописи. Мир не прогонял брата, лишь просил иногда:

— Не сопи.

— Я тихонько соплю… А что такое «Хаббл»?

— Громадный телескоп, который висит над Землей на орбите, как спутник. С его помощью сделано множество астрономических открытий… Но он сейчас не самый крупный, есть гораздо больше…

— А они не грохнутся от тяжести?

— Не грохнутся, если рассчитать правильно…

— Мир, ты такой умный! — слегка подхалимски заметил Мак. — Ты все это в Интернете разузнал?

— Конечно! Там полно всякого…

— Да! А мне почему-то не велишь забираться в Интернет!

— Это мама не велит. А меня только просит, чтобы я следил за тобой… Я, по-твоему, не должен слушаться маму?.. Да ты ведь все равно забираешься.