Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Сейчас, конечно, никакими животными на рынке не торгуют, да и людей куда меньше, чем в прошлые времена, но все же, войдя в ворота рынка, Володя остановился в удивлении — сколько народу! Может, тысяча, а может, и вдвое больше людей толпилось на громадной рыночной площади.

— Сынок, здравствуй.

Володя поднял голову. Перед ним Варфоломей Федорович. Топорщились заиндевелые усы, щеки впали, глаза учителя были печальными. Вместо шубы — какое-то пальтишко.

— Тяжело моим детишкам, Володя, — стыло проговорил он. — Ох, как тяжело, дружок.

— А где же ваша шуба?

— Сегодня на сало обменял. И часы карманные, помнишь? С музыкой. Ничего, есть у нас немного дуранды и сала. — Варфоломей Федорович поглядел на Иришку. — Девочка, а тебе не пора учиться?

— Пора. Я уже знаю пять букв, — сказала Иришка. — «Пы» — на нее начинается пирожок, «мы» — на нее пишется молоко…

— А ну, родненькие-любимые, а ну, подходи! — вдруг услышал Володя знакомый голос. Так ведь это Шурик Бобров!

Он дернул Иришку за руку и, расталкивая людей, ринулся в толпу. Да, Шурка! Стоя на снежной горке, бодрый, краснолицый, в шапке с незавязанными ушами, будто и никакого мороза нет, Шурка взмахивал руками, и над фанерной доской летали карты. Хватая то одну, то другую, Шурка быстро показывал им и выкрикивал:

— А ну, кто желает сыграть в три картинки? Гляди, борода: черная… черная… а вот красненькая. Кидаю… — Шурка кинул три карты на фанеру и спросил — Где красненькая? Отгадаешь — сто рублей плачу. Проиграешь — твои сто рублей — мои. Хошь, вначале для тренировки?

— Мечи, — сказал высокий бородатый мужчина.

— Ап! — крикнул Шурка, и три карты легли рядышком.

— Вот! — сказал мужчина и схватил одну. Поднял — черная. Проворчал: — Во, зараза… Ведь усек я ее.

— Ап! — снова крикнул Шурка, и карты замелькали в воздухе.

Бородач весь подался вперед, уставился на фанерину. Карты упали, и бородач схватил. Поднял: красная.

— Ну! — выкрикнул Шурка. — Ставлю сто.

— А, была не была, — решился бородач и шлепнул на фанерину пачку замусоленных пятерок. — Давай, шкет, играйся.

— Ап! Ап! Ап! — выкрикивал Шурка, манипулируя картами. Этот король крестей лег налево, замечал Володя, дама пиковая направо, туз бубновый — посредине… Бородач схватил карту и, довольно загоготав, сгреб деньги.

— Шкет, еще.

— Ты цыган, да? — спросил его Шурка и собрал карты. — С цыганами не играю. У цыган — глаз острый. Выиграл и иди!

— Володя, что же мы? — проныла Иришка.

А тот с увлечением и восторгом следил за Шуркиными руками: мастер, талант! Теперь выиграл Шурка, вернул свои деньги. Снова летают карты: выиграл! Сплюнув, чернобородый выбрался из толпы, Шурка вдруг увидел Володю и закричал:

— Володька? Ах ты, волчий сын… Жив?!

— Ну ты даешь, Шурка… — Володя отчего-то не мог назвать его Шуриком.

— Гр-раждане, аттракцион «три картинки» временно прекращает свою работу, — сообщил Шурка, пряча карты и закидывая фанеру-столик на плечо. Он протолкнулся к Володе, взял его под руку, повел в сторону. Спросил, глянув на Иришку: — Сеструха, что ли? Разве у тебя была?

— На улице она замерзала, подобрал я ее…

— Молодец, — сказал Шурка. — Но тяжело тебе будет, — и, понизив голос, спросил: — Приволок что для продажи? Ложки, вилочки? Давай, реализую, а то тебя надуют тут.

— Было с десяток ложек — да уж давно все продали.

— Плохо, Волк… А это что?

— Сумка. Кожаная.

— Три копыта даю.

— Копыта?

— Клей столярный высшего качества, балда.

— И всего?

— А я что, богадельня? Даром у нас тут никто ничего не получает… И не отвлекай меня больше от дела. Привет!

— Постой, давай и я буду что-нибудь делать.

— Это уже разговор. — Шурка оглянулся, коротко и резко свистнул.

Из толпы тотчас будто вывинтился шустроглазый мальчишка. Одет легко, но тепло: в короткую, на меху, куртку. Он ринулся к Шурке и застыл перед ним, выражая всем своим видом полнейшее внимание. Шурка спросил:

— Рыжий появился?

— Уже торгует, — доложил мальчишка. — Во-он там.

— Дело. А Ванька-«пузник» где?

— А хрен его знает, куда-то утек.

— Задам я ему, — грозно пробурчал Шурка, плюнул в снег, отер тонкие губы и повернулся к Володе: — Слушай, Волк, испробуем тебя в деле.

— Я ведь не воришка рыночный. — Володя подозревал, что и «дело» не очень-то чистое. — Если дрова пилить.

— Воришки?! Мы честные жулики. Понял? Ну, слушай. — Шурка приблизил к Володиному лицу свое. — Барыга тут на рынке объявился, салом, сволочь, торгует. На ложки серебряные, на штуковины золотые меняет. Так вот, «трясти» мы его сейчас будем, понял? За дело — кус сала, ну и еще два копыта получишь…

— Два?

— Три плитки, балда. — Шурка оглянулся и опять зашептал: — Вот Валька — он «подкатчик», а ты «пузником» будешь. Разбегаешься — и бац! башкой гада в пузо. А тут уж и мы.

— Не буду я никаким «пузником», — сказал Володя.

— Ишь ты. Еще «пузником», — поддержала его Иришка. — Мы не…

— Цыц, воробей! Ладно. Так уж быть, льготные условия — в нашей толпе будешь. Как сало на снег посыплется, хватай и — деру! Валюха, айда. Эй, пацаны, все ко мне!

Рыночные мальчишки и девчонки, человек десять, все, видно, «честные жулики» из компании Шурки, собрались вокруг него. Шурик оглядел свое «воинство», поправил на боку фанерку-столик, перекинул через плечо Володину сумку, завязал тесемки шапки. Махнул рукой: двинули! Володя усмехнулся невесело. Поглядел в озябшее до синевы лицо Иришки, та скривилась в несмелой, просящей улыбке: идем, мол, Володя.

— Что встал? Топай. — Шурка подтолкнул Володю.

— А во-от горячий чаек! По рублевке глоток! — выкрикивал, пробираясь через плотную рыночную толпу, конопатый мальчишка.

Он нес большой, обшитый сукном чайник. На груди, привязанная веревкой за ручку, болталась кружка. Торговля шла бойко: кому не хотелось согреть внутренность на таком морозе.

— Тоже наш, — сказал Шурка. — Коллектив: в подвале живем, что добудем, поровну на всех. Да шевели ты ногами.

— Передумал я, — решительно сказал Володя. — Привет.

— Сдрейфил? — презрительно усмехнулся Шурик.

— Вот он. — Валька махнул рукой. — Ишь, гад. Уже шубу выторговал.

— Шубу? — переспросил Володя. — Какую шубу?

— Какую-какую… — проворчал Шурка. — Варфоломееву, не видишь?

Да, это была шуба Папы Варфоломея. В этой шубе, одетой на бараний полушубок, мужчина казался необычайно громадным. Гад! Володя задохнулся от ненависти: учителя ограбил? Мужчина держал на вытянутых руках кусок картона, на котором были разложены брусочки бело-розового сала. Ну, сволочь! Откуда у него сало? Люди мрут с голода, а невесть откуда всплыл барыга, — серебро, и золото, и часы, шубы на сало выменивают. Те же фашисты. И Володя решительно двинулся за Шуркой.