Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

— Откуда у вас пшено?

— Да вон Кукиш вчера добыл. Чирикнул бритвой по рюкзаку и ссыпал восемь пачек концентрата себе за пазуху.

— У кого?

— Не нарывайся, Вовка, — устало сказал Шурка — Конечно, не безгрешные мы. Но как жить? Как не подохнуть с голодухи! Водил я всех на эвакопункт, а там говорят: в порядке живой очереди. Заняли мы там очередь, но когда дело до нас дойдет?

— Сегодня украли, завтра — грабить будете.

Володя надел пальто, шапку. Иришка тоже стала одеваться, но как-то неохотно. И глядела в его лицо, умоляла взглядом: давай останемся.

— Что топчешься? Одевайся быстрее.

— Кукиш, выдай Вовке две плитки клея. За сумку, завтра продам, — сказал Шурка, вынул из воды ладони, подул на них, скривился. — Ломит.

— Прощай, — сказал Володя и подтолкнул Иришку к двери.

— Тяжело будет — приходи. — Шурка кивнул ему.

Они выбрались из развалин Стеклянного театра и некоторое время шли молча.

— Иришка, чижичек ты пыжичек… — Володя наклонился, заглянул девочке в лицо. — Не мог я с ними остаться, не мог. Дел у меня полно. Ты уж не сердись на меня, а?

— Володя. — Иришка округлила глаза и, оглянувшись, хлопнула себя по карману пальто. — Один мальчик мне кусочек жмыха в карман сунул. И еще у меня есть кусочек сала. — Она счастливо засмеялась. — Я его тогда, на рынке… И мне так его хотелось съесть, прямо ужас. А я все терпела, ну чтобы мы потом вдвоем, дома.

— Ты маленький мужественный боец, — сказал Володя. — Дай руку. — И подумал: «Что-то надо делать с Шуркиной компанией. Как-то надо помочь им, вытащить с рынка».

Уже стемнело, когда они пришли на свою улицу. В конце ее, там, где возвышались корпуса вагановского завода, поднимался черный столб дыма. Порой тяжелые клубы освещались алыми отсветами пламени. «Дом горит? Или завод? — вяло подумал Володя. Пожар не вызывал никаких эмоций: устал, смертельно устал. — Вот и наш дом виднеется. Скорее бы добраться до квартиры».

Наконец-то. Они медленно поднимались по темной гулкой лестнице, как вдруг Иришка вскрикнула и прижалась к Володе: на лестничной клетке кто-то сидел.

— Кто это? — спросил Володя, наклоняясь.

Человек шевельнулся, попытался подняться.

Одной рукой он держался за стену, другой прижимал к себе какой-то тяжелый сверток.

— Володя, сосед… ты? — Это был Ваганов. — По заводу нашему — четыре часа тяжелая артиллерия, потом — зажигательными.

— Поднимайтесь. Иришка, помогай.

— На Литейный мне надо. Пошел, а сил нет. Решил передохнуть.

— Идемте. — Володя поддержал Ваганова, отобрал у него сверток, ощупал материю и понял, автомат. — Иришка, вот ключ, открывай. Да побыстрее же!

Скрипнули петли двери. Побрели по коридору. Иришка помогала из всех своих девчоночьих силенок. Володя уложил Ваганова на кровать, зажег коптилку. Наклонился над ним: лицо у Ваганова было в бурых потеках крови, на одной руке — прогоревшая варежка, другая вся в черных ожогах.

Дров не было. Володя схватил топор и в несколько ударов оторвал дверку у буфета. Сухое дерево быстро разгорелось. Достал мамину медицинскую сумку, вместе с Иришкой они стали снимать с Ваганова прожженный ватник.

— На Литейный мне надо, — проговорил Ваганов. — В Управление НКВД. Сейчас отлежусь и пойду.

— Куда вам. Я сам схожу. Иришка, подержи!

— Хорошо. Спросишь у дежурного, мол, мне майора Громова.

— Громова? Такой ежистый, да?

— Ежистый? Расскажешь: мол, сгорел завод, а автомат, образец отработанный, спасен.

Ваганов обмяк и, запрокинув голову, затих.

Они часа полтора провозились с ним. Промыли раны, смазали мазью от ожогов, перебинтовали. Раненый не приходил в себя, но не метался, а лежал спокойно. Размотав брезент, Володя взял автомат в руки и показал Иришке, куда следует нажимать, чтобы он начал стрелять. Автомат, о котором когда-то говорили отец с Вагановым, готов. Новое оружие против врага. Надо спешить к Громову.

Володя вышел из подъезда, посмотрел в сторону Разбомбленной зенитной батареи и увидел, что возле одного из орудий кто-то копошится. Неужели Саша?

— Саша! — позвал Володя. — Эй!

Мужчина в усыпанной снегом шинели медленно орудовал лопатой и никак не реагировал на зов. Володя подошел ближе, одно из орудий уже было откопано, теперь военный прорывал траншейку к снарядным ящикам.

Володя схватил военного за рукав. Тот повернулся: да, это был Саша. Но какой! Доброе, веселое лицо зенитчика вытянулось, скулы выпирали из-под дряблой кожи.

Саша распрямился, растянул губы в улыбке и подмигнул.

— Да-да, это я. Что? Говори громче. Уши мне порвало воздушной волной, все — как через подушку. Что?.. Эти орудия сегодня увезут, а новые притащат. Вот-вот другие зенитчики придут. И так вжарим фашистам!

— Уж теперь-то вы собьете бомбардировщик?

— Что? Собьем. Вот увидишь!

Володя махнул рукой: до встречи! — и пошел на улицу. Стало веселее, он поднял выше голову, засвистел какую-то песенку. Взглянул на очередь у булочной: ничего, скоро и он придет сюда, уже получил карточки на январь. Правда, на Иришку пока не дали: нет на нее никаких документов. Но дадут! Сказали, чтобы привел ее в райисполком, вот там все и решат… Все такая же длинная очередь была у эвакопункта, а мамина знакомая в рыжей шубе стояла уже возле самых дверей. Когда Володя поравнялся с ней, она окликнула:

— Вова, здравствуй. А что это за девочка, которую ты вел?

— Да найденыш. А где ваша?

— Умерла… — Женщина отвернулась. Глухо спросила: — А она хорошая девочка?

— Иришка? Очень хорошая.

Он вдруг понял, почему она так спросила: ведь Иришка может уехать туда. Где нет войны, голода. Вот было бы счастье! И тут же сердце его сжалось, за эти дни он так привык к ней. Как же быть?

— Если бы не потеряли карточки, то…

— А где ее родители?

— Погибли.

— Приведи ее завтра утром, — сказала женщина. — Увезу ее вместо своей…

…Знаменитый невский рыболов дядя Коля-капитан ловил в этот день рыбу возле Стрелки. Нужно было сделать порядочный крюк, чтобы подойти к нему, но Володя все же подошел и, последив за тем, как дядя Коля все подергивает и подергивает леску, спросил:

— Клюет?

Дядя Коля, повернувшись всем телом, внимательно поглядел на Володю и ничего не ответил, а потом вдруг быстро-быстро захватил леску руками и выдернул из лунки красноперого полосатого окуня.

— Спит еще рыба, — прогудел дядя Коля. — Две-три рыбешки за день — вот и весь улов. На рыбеху.

Рыболов снял окуня с крючка и протянул Володе. Будто боясь, что сейчас дядя Коля пожалеет о своем поступке, Володя зажал окуня в варежке и быстро пошел к серебристым, будто плывущим над морозной дымкой, зданиям по ту сторону Невы.

— Майора Громова? — Дежурный поднял трубку телефона и, поговорив с кем-то, сказал: — Садись, жди.