Всеволод Нестайко - Чудеса в Гарбузянах

Павел Максимович как-то странно посмотрел на Семена Семеновича и сразу стал красным, как мак.

— Хм… — он опустил глаза, насупил брови, потом снова внимательно взглянул на соседа. — Хм… Не волнуйтесь, дорогой. Не волнуйтесь. Я на мотоцикле рано утром отвезу. Мне не трудно…

— Да зачем же, сосед, собственный бензин жечь? Когда я на колхозном «бобике»…

— А мне в район всё равно надо. В сельхозтехнику.

— Оп-па! Чего это вдруг, сосед?

— За тем самым, сосед, за чем и вам в финотдел.

Наступила напряженная тишина.

— Усматриваю в вашей настойчивости, сосед, скрытый смысл, — сузил глаза Семен Семенович.

— И я усматриваю. В вашей, сосед, настырности.

— Жалко, сосед, жалко, что вы так говорите.

— И мне очень жаль.

— Между прочим, если уж на то пошло, должен сосед, напомнить, что, когда дети покупали конфеты и тетка Галя, продавщица, дала им на сдачу лотерейный билет, то в общих деньгах было два рубля моего сына, а вашего — рубль с копейками. И только потому, что мой сын добрый и уступчивый, билет взял домой ваш сын.

— Ну, знаете, это, сосед, смешно. Причём тут два рубля и рубль с копейками? Не понимаю!

— А при том, что два рубля, извините, больше, чем рубль с копейками. Это еще в первом классе проходят. Жалко, что вы не понимаете.

— Но билет стоит пятьдесят копеек. И на рубль с копейками много купить не один даже, а по крайней мере, извините, два билета. Это тоже проходят в первом классе.

Снова наступила минута молчания.

— Так не даёте?

— Дураком бы был, если бы дал.

— Наоборот, сосед, наоборот… Был бы умным. Эх! Сколько живу рядом с вами и не знал, что вы, извините, такой!

— Это я, значит, такой?! Я?! Это я, значит, пришел к вам и начал выцыганивать билет! Ха! Ну, красиво! Кра-си-во!.. Вы, сосед…

— Это… Это не я, сосед, а вы, сосед… Вы! Вы! — даже захлебнулся Семен Семенович.

— Что?.. Что?.. — Павел Максимович сузил глаза. — Вы, кажется, хотите что-то сказать!.. Ну, говорите, говорите!

— Пусть вам ваш Бровко скажет! Я такого говорить не умею…

Они уже не говорили, а кричали.

Бровко, услышав, что хозяин, повысил голос, и сам зло загавкал на Семена Семеновича.

Бамбуры притихли.

Еще вчера горячо поздравляли они соседей с выигрышем и пели «Распрягайте, хлопцы, кони…», а сейчас, услыхав перебранку, уже тихо хихикали.

И не подумайте, пожалуйста, что у нас на Бамбурах живут люди плохие, недоброжелательные. Нет! Все люди хорошие. Только вы знаете, как развито у нашего народа чувство юмора. И это чувство ну просто заставляло в данный момент хихикать. Нельзя было удержаться.

Ребята как раз сидели у Цыгана в саду и ели яблоки. Минуту назад они оживленно обговаривали маршрут первого путешествия на собственном «Запорожце». Сашка Цыган настаивал на южном варианте: Херсон — Одесса — Крым. Марусик склонялся к западному: Львов — Ужгород — Закарпатье. А Журавль отстаивал восточный: Урал — БАМ — Владивосток.

Теперь они примолкли и, затаив дыхание, слушали родителей.

Слушали, опустив глаза, не решаясь посмотреть друг на друга.

Марусик вздохнул и положил надкушенное яблоко на траву. Журавль помедлил и тоже положил, хотя это уже был огрызок, а не яблоко. Сашка Цыган густо покраснел и закусил губу. В удрученном молчании выслушали они весь разговор до конца.

— Ну, я пойду, — не поднимая глаз, тихо сказал Марусик.

— И я… — вздохнул Журавль.

Сашка Цыган молча отвернулся.

У Семена Семеновича были белые глаза и темные пятна на лице.

— Чтобы… чтобы… чтобы ты больше не смел водиться с этим Цыганёнком! Слышишь! — запинаясь выкрикнул он, увидев сына.

У Марусика мелко задрожал подбородок, он хотел что-то сказать, но не смог, захлебнулся и громко заплакал.

— Вот-вот! Только и умеешь нюни распускать! — как чайник, кипел Семен Семенович. — Каждый может тебя обдурить. Никогда, никогда из тебя ничего не выйдет! Ничего ты в жизни не достигнешь. Никогда ничего иметь не будешь. Проживешь, как горох у дороги. Кто идёт, тот и сорвёт.

Долго еще извергался, как вулкан, Семен Семенович, пока мать Мария Емельяновна не остановила его.

— Хватит уже! Хватит! Доведешь его до того, что он заикаться начнет.

Совсем другая картина наблюдалась в хате Непорожних. Там наступательный бой вёл сын.

— Мне… мне… мне стыдно! — закричал он, вбегая в хату.

— Оп-па! — спокойно поднял голову отец и прищурил один глаз. — Что такое? Чего это вдруг застыдился? Ишь, какой стыдливый стал!

— Зачем… зачем вы так говорили с Семеном Семеновичем? Разве можно?..

— А как мне было надо говорить, если он…

— Надо было отдать ему этот билет! Отдать! Правда, у Марусика было больше денег… И однако это наша общая машина… Общая! Всех трёх.

— Ты смотри! — повернулся отец к жене. Наш козленок встаёт на дыбки. Наверно, хочет, чтобы я ему всыпал хорошенько, — и мгновенно переменился в лице, прикрикнул на сына: — А ну цыц! Оно мне… оно меня еще учить будет!.. А ну!

Дальше разговор с сыном передавать не будем, чтобы не травмировать впечатлительных читателей.

Скажем только, что после этого разговора, лежа на чердаке и тихо всхлипывая, мальчик думал: «Нет! Нету правды на земле! Нету!.. И зачем я желал, зачем я выигрывал эту машину? Чтобы только считалось, будто бы она наша, а по-настоящему отец не позволит и пальцем притронуться, как к мотоциклу. «Подождите, пока вырастите, пока права получите. Тогда будете кататься сколько влезет». Спасибо вам в шапочке! Нет! Не хочу!»

Эх, какая же это страшная мука, когда ты видишь, когда ты чувствуешь, что родители твои что-то не так делают, что они не правы!..

И какая же это безысходность!

Родителей же не поменяешь. Родители же даются человеку раз и на всю жизнь.

С самого рождения они для тебя… Они для тебя — самые умные, самые добрые, самые справедливые люди на Земле.

И вдруг…

Если эти родители знали! Если бы они только знали! Так нет! Считают, что они непогрешимы. Не докажешь им, не убедишь.

Ты не можешь быть прав, потому что ты ребенок.

Эх, какие же они взрослые, эти родители! Какие они безнадёжно взрослые!

Вот в муках и переживаниях и заснул Сашка Цыган…

И не слышал он, конечно, лежа на чердаке, как в своей комнате кряхтели и бормотали его родители.

— Ну… ну, скажи, а? Разве я не прав?! Ну…

— Ага…

— Я тебе честно говорю, я же хотел… Хотел… Вот, думаю, покурю и пойду к нему. Честное слово!.. Пойду и скажу: «Сосед, — скажу, — а сядем, сосед, на мотоцикл да поедем в район. Сдадим билет на вашу фамилию. Вот же, сосед, бухгалтер, образованный человек, дело имеете с финансами, пусть будет на вас записана, пока ребята не подрастут…». Честное слово, вот так думал… А он!.. Эх!.. Пришёл и — будто я себе!.. Ну!