Жанна Браун - Я умею рисовать трактор!

Интересно, сколько сейчас времени? Может, на речку сбегать? Там сейчас хорошо. Но… он же обещал маме, что один к речке не подойдёт. Как же быть? И тут Санька вспомнил, что должен сходить к Дарье Ивановне за молоком. Санька ещё ни разу у неё не был, но мама говорила, что Дарья Ивановна живёт в самом крайнем доме над рекой.

Санька схватил бидон и помчался по тропинке, вдоль заборов. Трава по бокам тропинки густая, мягкая. По такой траве хорошо бегать босиком. Санька снял сандалии.

Эге-ге-ге! Саньке и крапива нипочём! Вот мы её сейчас голыми пятками! И тут же по ногам будто огонь прошёл. Ничего себе — травка! Просто злюка невозможная. Надо повырывать её с корнем, чтоб не кусала людей. Санька обернул лопухами руки и принялся выдирать крапиву.

— Ты зачем крапиву губишь?

Санька поднял голову. Перед ним стояла маленькая старушка в белом платке. В руке старушка держала круглую корзину с травой.

— Потому что она вредная, — сказал Санька, — какой от неё толк?

Старушка подобрала сорванную крапиву и сказала загадочно:

— Толк-то есть, да не втолкан весь. Крапива — трава нужная. Облегчение от болезней даёт. Животом ли кто мучается, или кровь остановить.

— А чего она кусается, если такая полезная?

— «Кусается», — незлобиво передразнила его старушка. — Так оно в жизни повелось: горькое человека лечит, сладкое калечит.

Санька удивился. Такого он ещё не слыхал.

— Как это — сладкое калечит? И сахар, и конфеты?!

— Когда без края.

— Без какого края?

— Без ума. Если хорошее без ума потреблять, оно враз плохим обернётся. Так-то, внучек. Ты за молоком к Дарье бежишь? Ну, беги, беги. И не губи живое без мысли. Загубить и дурень сумеет, а вот на пользу людям обернуть природное — голова человеку дана.

И засеменила по тропинке.

«Не губи живое без мысли, — подумал Санька словами старушки. — Странная какая… Откуда же мне было знать, что эта злая трава такая полезная? И говорит не так, как все. Так в старинных сказках говорят старики…»

Вот и крайний дом над рекой.

Дарья Ивановна стояла возле калитки и хмуро смотрела на реку. Там, под обрывом, плескалась ребятня.

— Ты где запропал? — спросила она. — Гляди, Володе скажу, он тебе даст порядок рушить. Ребёнок обкричался, а его нету!

— Какому Володе? Кого нету? — удивился Санька.

Дарья Ивановна не ответила. Ухватила Саньку за руку, поволокла через двор к веранде, откуда слышался плач.

— Поменяй пелёнки, накорми кашей… — на ходу говорила она, — и чего Володимер мальцов присылает по такому делу? Девчонки-то сноровистей.

Санька упёрся ногами в нижнюю ступеньку крыльца и дёрнул руку:

— Пустите! Я за молоком! Моя мама… мы отдыхаем, а вы…

— Постой, постой, — удивлённо сказала Дарья Ивановна, — а ты разве не из пионеров будешь?

— Я из Ленинграда, а вы хватаете!

Дарья Ивановна отпустила Саньку и забормотала:

— И то гляжу, вроде не наш. На Фёдорова Стёпку смахивает, да у Стёпки волос посветлее будет… И повязки нету. А где наши, дежурные-то? Прямо беда… Солнце к обеду клонится…

Санька заправил рубашку в шорты и сказал холодным маминым голосом:

— Дарья Ивановна, будьте любезны, дайте нам два литра молока.

В это время во двор влетели девчонка и мальчишка с красными повязками на рукавах.

— Тёть Даш, — запищала девчонка, — мы задержались, мы сейчас! А Вера на ферме?

— Где ж ей быть-то?

— Ты кто? — строго спросил мальчишка у Саньки. — Почему ребёнок плачет, раз ты здесь?

— Откуда я знаю, почему он орёт? Мне-то что?

Девчонка стремительно повернулась к Саньке и уставилась на него круглыми, как у курицы, тёмно-синими глазами.

— Я сюда отдыхать, между прочим, приехал. Из Ленинграда, — сказал Санька, уверенный, что уж теперь-то завяжется, наконец, знакомство. Но ребята сразу потеряли к Саньке интерес и убежали в дом. Младенец тотчас замолк. Будто только их и ждал.

— Бери молоко, — позвала Дарья Ивановна, — некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать. В огороде делов пропасть. Скажи мамке, если надо творогу, пусть тебя пришлёт.

«Ну уж нет, — подумал Санька, — пусть мама сама идёт за творогом. Подумаешь, с повязками… Обязан я, что ли, успокаивать чужих младенцев?»

Санька вышел со двора и остановился в раздумье. С одной стороны, нужно отнести молоко домой и позавтракать, но с другой… Рядом была река. Всего два шага до обрыва. В конце-то концов, мама сама, первая, не сдержала слово. Обещала всегда вместе, а ушла одна. И разве какая-нибудь беда случится, если он один раз, всего разок, окунётся? Да никакой! И Санька весело сбежал по крутой тропинке к реке.

Ух, до чего же здесь было здорово!

Солнце в глаза!

Солнце в реке!

И воздух свежий, упругий. От такого воздуха грудь делается широкой, а тело невесомым, как у космонавта!

На лужайке под обрывом валялись на траве, загорали мальчишки. Чуть подальше девчонки играли в волейбол и испуганно визжали всякий раз, когда мяч улетал в воду.

В центре лужайки на плоском камне сидела старшеклассница в голубом купальнике. По её спине до самого камня спускалась светлая коса, перетянутая у затылка голубой лентой.

Санька поставил бидон под кустик и снял рубашку. Старшеклассница обернулась, внимательно взглянула на Саньку и что-то негромко сказала цыганистому кудрявому пареньку, лежащему на траве возле камня.

Паренёк сел, обхватил колена руками и крикнул Саньке:

— Эй, парень, поди сюда!

Санька подошёл неторопливо.

— Плавать умеешь? — спросила старшеклассница.

— А тебе какое… — начал было Санька гордо, но почему-то смутился и закончил еле слышно: — Не так, чтобы очень…

Старшеклассница нахмурилась и строго сказала:

— Здесь купаться я тебе не разрешаю. Спустись по берегу к мосту, там лягушатник для малышей устроен, которые не так, чтобы очень… понял?