Евгений Аврутин - Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

От всего этого Джейн было особенно грустно. Весна наполнилась разлукой. И если бы только разлукой!

Папа собирался на войну. Было известно, что ему предстоит воевать в эскадре адмирала сэра Чарльза Нэпира, посланной в Балтийское море. Сам адмирал уже отплыл к русским берегам, но его эскадре требовались подкрепления. С одним из них и полагалось отправиться сэру Фрэнсису Летфорду.

Итак, папе полагалось плыть на север, и это было единственной новостью, которая радовала Джейн. Она не сомневалась, что после такой экспедиции папа полюбит солнце не меньше, чем она.

Впрочем, скоро мнение Джейн изменилось, и она пожалела, что Её Величество не послала папу в тропики. У их семьи появился не только новый дом, но и новые соседи. И эти соседи, приглашённые в Освалдби-Холл, обсуждали предстоящую войну, а главное, роль папы в ней.

– Сэр Фрэнсис, вас ждут великие дела, достойные офицеров самого лорда Нельсона, – говорил сквайр Н. – Я читал в газетах, что на банкете в «Реформ-клубе» адмирал обещал взять Петербург за три недели. Я уверен, сэр Фрэнсис, именно вам отведена особо важная роль в этой войне. Ведь именно морской пехоте придётся брать штурмом укрепления Кронштадта, без чего, как я читал в газете, невозможно захватить Петербург.

Джейн читала в другой газете, что укрепления Кронштадта взять почти невозможно. Поэтому она предпочла, чтобы отец совершил три кругосветных путешествия, а не штурмовал непреодолимые укрепления далёкого Кронштадта.

Но Королева послала папу именно в Балтийское море, и Джейн тревожилась.

Вслед за Тревогой пришла Беда, а беда привела Неприятность.

За три дня до отъезда папы в Освалдби-Холл вернулся Лайонел, на пасхальные каникулы. В дороге он утомился и чуть ли не сразу пошёл спать, отбиваясь от расспросов сестры про жизнь в Итоне: «Потом расскажу, а сейчас высплюсь всласть, впервые за три месяца».

– «Потом, потом». Уедешь и ничего не расскажешь, – сказала Джейн. И ошиблась.

Следующим утром Джейн встала раньше брата и решила прокатиться верхом. Мистер Смит уже подготовил по её вечерней просьбе Герцога – вороного жеребца-двухлетку, но, поводив его, сам же и раскритиковал эту идею.

– Мисс Джейн, лучше не надо. Герцог с утра норовить изволит, разыгрался невесть с чего. Хоть вы уже и намастачились, всяко вам будет лучше на Диане прокатиться. Мне её выседлать и трёх минут не займёт.

Джейн хотела было не согласиться с конюхом, тем более что на норовистом Герцоге ей приходилось и ездить рысью, и даже скакать. Но мистер Смит так быстро принялся седлать Диану, что она, уважая его старания, решила проехаться на покладистой кобылке.

Выезжая из конюшни, Джейн заметила, что конюх решил было расседлать Герцога, однако, обнаружив какое-то более нужное занятие, оставил коня.

Вернулась Джейн через четверть часа. Конюх куда-то отлучился, зато в конюшне был Лайонел.

– Братик проснулся по итонскому расписанию? – спросила она.

– Ага. Если ты не накаталась, давай прогуляемся ещё. Мне нужно работать над итонской посадкой.

– Давай. Только поменяемся лошадьми. Говорят, что Герцог сегодня не в духе. Как бы итонская посадка не обернулась йоркширским падением.

Последняя фраза по праву относилась к категории лишних. Не успела Джейн покинуть своё седло, как Лайонел уже был на Герцоге. Ему пришлось воспользоваться тумбой для подсадки, но решимость превзошла неумелость. Джейн, не ожидавшая такой прыти от брата, глядела с испуганным восторгом, Герцог, тоже не ожидавший такого поступка от незнакомца, начал взбрыкивать.

– Ты бы лучше спрыгнул, – неуверенно сказала Джейн.

– Спрыгну, только доеду до ворот и обратно. Поскакали!

И пришпорил Герцога.

До ворот доскакать не удалось. Ярдах в сорока от конюшни Герцог взбрыкнул особенно резво, и Лайонел вылетел из седла. Упал он на дёрн, но, как поняла Джейн ещё до того, как сама спрыгнула на землю, не очень удачно.

– Ты как? – подскочила она к брату.

– Все в порядке, – прошептал Лайонел побелевшими от боли губами. А потом, противореча своему ответу, потерял сознание.

Врач, утешая отца и Джейн, заметил, что за тридцать лет его практики случаев из категории «бывает и хуже» было бессчётно. Кто, упав с лошади, ломал себе спину, кто сворачивал шею. На таком фоне сломанное бедро заслуженно казалось пустяком. «Если бы мастер Лайонел был в преклонных годах, проблемы были бы неизбежны, – добавлял доктор, – но в столь юном возрасте все обойдётся. Покой, уход и благоприятные условия – вот, что сейчас нужно ему».

Лайонел был столь же оптимистичен, как и врач, и, похоже, даже рад. Он немедленно занялся созданием «благоприятных условий». Уговорил положить его в кабинете, попросил миссис Дэниэлс вызвать столяра, чтобы тот сделал ему два пюпитра, один для чтения книг, другой – для перелистывания газетных подшивок.

Ещё одним «благоприятным условием» стала ваза с колотым шоколадом, тоже поставленная в пределах доступа руки. «Миссис Дэниэлс, я читал, что шоколад – самая полезная пища для быстрого срастания костей», – заявил он. Миссис Дэниэлс, про это не читавшая, спорить не стала. «Никому из ребят с моего курса не достались такие отличные каникулы», – говорил Лайонел.

Одним словом, настроение у Лайонела было отменное, хоть делись. Он и делился им с Джейн. Та, понятное дело, грустила: все же каникулы брата продлились по её вине. К тому же, если жизнь брата наполнилась болью, книгами и шоколадом, то её ничто не отвлекало от тревоги за уезжающего отца.

И все же в день отъезда, самый грустный день, случилось событие, которое отвлекло и Джейн. И немудрёно: в Освалдби-Холл пожаловала тётя Лиз.

Едва гостья узнала о беде, случившейся с племянником, она огорчилась, да так, что чуть не забыла о главной цели визита – прощании с сэром Фрэнсисом. Она ходила вокруг кровати Лайонела, вздыхала, убеждала его, что он поправится, главное, не двигаться и слушаться взрослых.

Зато, выйдя из комнаты больного, она не сдержала слез. В отличие от сельского врача-оптимиста, память тёти Лиз хранила множество других примеров, когда даже более простые переломы ног приводили к совсем-совсем печальным последствиям. «Меньше всего я хотела бы, чтобы мальчик остался прикованным к этому ложу навсегда», – говорила она столь страстно, что иной раз в её речи проскальзывало «мой мальчик».

Сэр Фрэнсис не сразу понял, чего хочет тётя Лиз. А когда понял, то принялся убеждать её, что миссис Дэниэлс – отличная сиделка. «Не спорю, – отвечала гостья, – но ведь неизвестно, как пойдёт болезнь. Может быть, придётся пригласить другого врача, а его рекомендации будут отличаться от уже полученных советов. Страшно сказать, но иногда кости приходится ломать заново, если они начали неправильно срастаться. Даже самый лучший и преданный слуга на свете не может принять такое решение. Для этого нужен родственник».