Евгений Аврутин - Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

Некоторое время спустя, когда инспектор Джонс (копавший первый раз в жизни) ощутил сбитую кожу, арестант, со своим обычным кряхтением, приподнялся и сел. Его руки прошарили по земле.

– Посветите-ка в яме, – слабым, но взволнованным голосом сказал он, – не видите, краешек?

Понятно, от этих слов не только инспектор Джонс, но и оба солдата повернулись к уже весьма глубокой и широкой яме, чуть нагнулись…

Ближайший к Счастливчику солдат так и не понял, что случилось. А это несчастный арестант, кряхтевший всю дорогу и раз десять попросивший пристрелить его, чтобы не мучился, молнией взмыл с земли. С размаху ударил солдата по затылку крупным булыжником, найденным под кустом. Перехватил винтовку из рук падающего новобранца, без замаха, но крепко вонзил штык в грудь его товарища.

Инспектор Джонс, скажем к его чести, хоть и любил заговорные теории, все же работал в лондонской полиции с самого её основания в двадцать девятом году. Его сознание отказывалось верить в происходящее, а правая рука – выхватывала пистолет.

Бедняге инспектору не хватило доли секунды. Вырвав штык из падающего солдата, Счастливчик не стал замахиваться для нового удара, но перевернул ружьё и двинул его по голове боковым ударом. Потом привычным движением наступил на руку с пистолетом.

Инспектор по шпионам с ужасом смотрел вверх. Кажется, за много месяцев он стал что-то соображать.

– Извини, приятель, что так получилось. Вообще-то, давно хотел признаться: я главный русский шпион. Ладно, шутка.

И с этими словами Счастливчик опустил приклад на его голову.

– Одно мне не нравится, – шепнул Данилыч.

– Луна?

– Не только. Показалось, конный за нами едет. Пару раз хотел остановиться, словить, но будто чует. Именно один, а не передовой отряда.

– Тогда можно не оборачиваться, – с улыбкой шепнул Саша. – Что нам один конник?

Пожалуй, можно было бы и не шептаться. Они миновали аванпосты и редуты, прикрывавшие союзный лагерь со стороны Зеленой горки. Лагерь казался пустым, все, кто был задействован в штурме, перешли в передние линии.

– Чует сердце, этой ночью будет, – сказал Данилыч. – Да, Лександр Петрович, вот вызнать бы, да напрямки, через траншеи, и прискакать к своим. Так и сделали бы то, что Виктор Ларионыч хотел. Это на вашем коне только сделать, мой притомился чуток, а вы для вашего – пушинка. Днём бы можно, – поправил он сам себя, – ночью конь в окопах ноги переломает.

Саша промолчал, но подумал – узнал бы сам, рванул бы. Ещё он пытался разглядеть в темноте хоть какие-нибудь знакомые приметы, чтобы доехать до госпиталя, но не мог.

– Данилыч, – наконец сказал он, – ты можешь тюрьму найти?

– Тогда нашёл, и сейчас не труд.

– Придётся к ней подъехать и уже оттуда к госпиталю.

– Что же, Лександр Петрович, коль нельзя иначе, давайте так.

В лунную ночь Счастливчик в фонаре не нуждался. Все же он, перед тем как его погасить, разглядел в его свете добычу: пистолет и кошелёк незадачливого инспектора по шпионам. В этот же кошелёк он ссыпал и мелочь, взятую из солдатских карманов, – в бегстве не будет лишним ни один пенс. Взял и удостоверение инспектора Джонса.

К сожалению, одеждой коротышки воспользоваться не удалось. Пришлось надеть подходящий солдатский мундир. Были бы деньги (они были), замену найти удастся.

Больше на этом забавном перекрёстке делать нечего. Счастливчик отправился в путь…

И мгновенно сообразил, что путь диктуют ноги. Они не хотели его нести в Балаклаву.

Да, конечно, глупость. Хотя, с другой стороны… Собаку он все же успел вчера ткнуть ножом, и они вряд ли обзавелись другой. Девчонки с пистолетом он не боялся. Главное – капитан Летфорд.

Ещё предчувствие-ощущение, что сэр Фрэнсис сейчас находится там, где ему и положено – на позиции, в штурмовой колонне. Шансы застать его в доме были самыми малыми. Там ещё мог быть ирландский выпивоха, но на этот случай есть револьвер. Девчонка… Сладкое блюдо или горчица к говядине. Девчонка, трижды оказавшаяся там, где не нужно. Мало кто вредил ему так последовательно и удачно. А ведь идти до домика четверть часа.

Нет, нельзя быть уж совсем запойным сладкоежкой: ждать её до рассвета. Просто посмотреть, на месте ли она.

Не пистолет и не нож. Только голые руки. Кстати, он ей это однажды уже обещал, пусть и взглядом.

И Счастливчик отправился за своим сладким блюдом.

«Интересно, есть сейчас два часа или ещё нет? – думала Джейн. – Какой-то час, и начнётся то, из-за чего я не засну. Как можно спать, когда начнётся ад и часть этого ада ты сможешь потрогать своими руками. И как бы тебе ни было страшно, ты больше всего будешь бояться не того, что видишь глазами, трогаешь руками на операционном столе. А того, что в палатку могут принести… Или, ещё хуже…»

Джейн остановилась на тропинке, чуть сама не влепила себе оплеуху за такое предположение. Будь что будет, а вот сама она об этом думать не будет!

Все равно, в стороне от госпитального шума и вони, когда светили звезды и даже что-то пыталось благоухать, все прежние тревоги стали особенно отчётливы.

«Точно не смогу заснуть. Наверное, стоит дойти до дома, переодеться, умыться и вернуться. Идти, кстати, минут пять, не больше».

Джейн заметила незнакомца, идущего впереди. «Забавно, – подумала она, – в пехотном мундире, а без ружья».

Джейн шла очень тихо, но незнакомец, верно умевший слышать самые тихие шаги, повернулся понять, кто же его догоняет. Джейн узнала мистера Счастливчика. Пусть в мундире, но именно он. Даже повязка, сделанная ею, по-прежнему у него на голове.

Её замешательство длилось секунду, замешательство Счастливчика ещё меньше. Он просто бросился на неё.

В этот час замолкли и пушки, и ружья. В союзном лагере, пожалуй, обрадовались бы, если бы на бастионах заснули в эту ночь, к тому же ракеты и бомбы могли показаться сигналом к атаке. На бастионах просто берегли порох.

Но полоса смерти между бастионами и траншеями союзников не спала. От траншей её медленно заполняли пехотные колонны. Началась страшная ночная игра, сравнимая с кошачьей охотой на птицу. Пехота должна была подойти в темноте как можно ближе к бастионам. Только так, когда будет дан сигнал, удастся промчаться под встречной картечной бурей. Чем ближе, тем меньше раз артиллеристы успеют перезарядить пушки. Но если с бастионов заметят притаившиеся колонны, тут уж пороху не пожалеют, засыплют их бомбами.

Для этого с бастионов спустились пластуны и застрельщики – обнаружить врага и выдать его выстрелами. Но там, где выдвинулись французы, а они подступили к бастионам ближе англичан, вперёд вышли цепи из добровольцев, бывших парижских апашей [101], привыкших к темноте не хуже казаков. Короткие схватки, обычно без выстрелов. И снова тишина.