Евгений Аврутин - Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

О том, что угодья этого великана остались позади, Джейн догадалась по внешнему виду села, в которое они въезжали. Избы здесь выглядели как-то веселее, были повыше, чем в деревнях графа Изметьева. Катерина Михайловна подтвердила эту догадку: графские владения закончились, это село Ивановка, с населением из вольных хлебопашцев, или государственных крестьян [67], как называют их последние годы.

– Не повезло им с соседом, – заметил Данилыч. – Для графа границ нет: он, если красного зверя поднял [68], будет хоть до Тулы гнать, хоть до Москвы, по пашням, по огородам. И холопы его межей не признают. С таким своевольником рядом жить, от воли счастья нет.

Счастливо или несчастливо живёт село Ивановка, определить было нелегко. Уже стемнело, к тому же поднялся ветер и начиналась метель. Постоялого двора в Ивановке не было, поэтому решили ехать дальше и добраться до шоссе на Орёл. Все же Данилыч решил дать отдых лошадям.

– Возле церкви встанем, – сказал он, – зайдём, если вечерня ещё не закончилась. Мы помолимся о путешествующих, а Жанна Францевна с нами постоит, погреется.

Катерина Михайловна идею поддержала, Саша заявил, что больше погреться негде, Джейн, услышав от него перевод, не возражала.

В отличие от некоторых сел, которые они проезжали, в Ивановке церковь стояла не в середине села, а с краю, будто её нарочно поставили подальше от графских владений. Вечерня, действительно, закончилась, народ разошёлся, в храме остался лишь батюшка, уже возившийся с запором. Впрочем, увидев приезжих, он не стал закрывать двери.

– Вы уже были в русской церкви? – спросила Катерина Михайловна Джейн. Саша вспомнил Благовещенскую церковь в Старой деревне.

– Тогда многое уже вам должно быть знакомо, но вы спрашивайте, я объясню. Когда нет службы, любопытство уместно и своевременно.

Однако помолиться и погреться не удалось. Послышался конский храп, скрип полозьев, и минуту спустя к церкви вылетели сани. Луна пока ещё просвечивала сквозь метель, поэтому Джейн разглядела приезжих. Разглядела, и первой мыслью было: «Они сбежали с картины в папином кабинете, только волки за ними не гонятся».

Если возница был самый обыкновенный, то пассажиры отличались оригинальностью. На парне была белая рубашка и белый колпак, а его спутница вообще щеголяла лишь в лёгком, воздушном платье. На голове – белая косыночка, украшенная перламутром. Она напоминала балерину, сбежавшую с репетиции.

О происхождении её спутника предположил Данилыч:

– Какой-то повар-грамотей с поварни убежал своей.

– Все не так просто, Данилыч, – заметила Катерина Михайловна.

Джейн этот разговор не поняла. Однако она глядела на странных ездоков и понимала, что, в отличие от безмятежных героев сказочной картинки, здесь какая-то беда.

Кони, впряжённые в тройку, устало храпели, с губ падала пена. Возница то и дело оглядывался назад. А уж пассажиры были явно очень напуганы. Едва сани остановились, парень в рубашке и колпаке соскочил в снег и побежал к храму. Не глядя на компанию Катерины Михайловны, он обратился к не менее удивлённому попу:

– Батюшка, обвенчайте нас, сделайте милость, Христом-Богом просим! Ждать нам невмочь. Мы вас и ваш храм отблагодарим. – И протянул священнику несколько бумажек.

– Никак нельзя, – пробормотал поп.

– Лизонька, проси тоже, – крикнул парень, тем более девица уже сама соскочила с саней. Она была в тоненьких серебристых туфельках, как Золушка, убежавшая с бала, не дождавшись кареты.

Впрочем, Золушка вряд ли решилась бы так бегать по сугробам, как бегала девица. Она подскочила к крыльцу и бухнулась, как была в одном платьице, на колени перед священником, прямо на снег.

– Я своей волей под венец хочу, – сказала она посиневшими от холода губами. – Батюшка, повенчайте нас, не введите в грех. Я утоплюсь скорее, чем ему достанусь.

– Скоро не утопится, до ближайшей проруби верста, – заметил Данилыч.

– «Ему» – кому это? – спросил Саша, хотя и сам догадывался об ответе.

– Графу, кому ещё, – ответил Данилыч. – Его, говорят, ноги-то уж от подагры не держат, но он скорее есть перестанет, чем девок губить.

Девушка продолжала умолять священника, парень вынул из кармана несколько монет; даже в полутьме было видно, что это золото.

– Батюшка, повенчайте нас, – ещё раз, уже спокойно, без мольбы, сказал он. – Не то вы будете большому греху соучастником.

– Священник прав, он не может обвенчать вас в Великий пост, – сказала Катерина Михайловна. Её голос был настолько спокоен в сравнении с общей нервной обстановкой, что девушка повернулась к ней, не вставая с колен.

– Барыня, миленькая, спасите, гонятся за нами. Если нас поймают, засекут ведь его насмерть. Барыня, меня уже готовили. Алешенька увёз, спасти хотел. Спасите, барыня, одна надежда на вас.

Тотчас произошло событие, подтвердившее эти слова. Парень-ямщик, крикнув недавним ездокам что-то неразборчивое, подхлестнул измученных лошадей. Те рванули довольно резво, будто понимая: устали не устали, а от этого места лучше быть подальше.

Парень в белой рубашке – тот самый Алексей – рванулся было следом, но увяз в сугробе и вернулся к крыльцу.

– Вам все равно на них далеко не угнать, заморились, – успокоил его Данилыч.

– Расскажите, что случилось, – сказала Катерина Михайловна. – Я должна это знать, иначе не смогу вам помочь.

Заговорил парень. Он рассказывал быстро, но чётко и понятно.

Джейн, как и кони умчавшейся тройки, пока ничего не понимала, но начала дрожать от предчувствия чего-то страшного. Саша переводил ей, не каждую фразу, но общий смысл.

– Лиза – сирота, дочь однодворца. Воспитывалась у графа Изметьева как барышня. Алексей – крепостной, был послан графом в Москву учиться на кондитера. Научился, вернулся, граф его держал как вольного, платил жалованье. Влюбился в Лизу, скрывал это. На днях граф решил, – Саша сделал паузу, но не стал искать эвфемизмы, – сделать её очередной наложницей. Должно было произойти нынешним вечером, её причесали и одели в костюм невинности. Алексей об этом узнал, нанял вольную тройку. Сбежали, даже не успели одеться. Решили доехать до ближайшей церкви вне графских владений и обвенчаться: Алексей настоял, думает, граф тогда не тронет Лизу. Насчёт себя ему все равно, хоть и боится. В таких случаях граф посылает своих псарей в погоню по всем дорогам.

За это время Данилыч успел сходить к тройке и повязать коням на морды торбы с овсом, что означало остановку.

– Я поняла, – сказала Катерина Михайловна, когда рассказ был окончен. – Прежде всего войдите в церковь. Она натоплена, вам надо согреться. Батюшка, – сказала она уже священнику, – пусть войдут. Почему «не могут»? Люди крещёные, в церковь пришли, наряд не по сезону, но подобающий.