Игорь Минутко - Лето в Жемчужине

А Репа чувствовал себя прекрасно. Он невозмутимо смотрел в окно, даже что-то насвистывал.

Наконец, репродуктор сказал хрипло:

— Конечная остановка!

Все пассажиры заспешили к выходу.

Витя Сметанин никогда раньше не был на толчке, на так называемой барахолке, и сейчас ему было ужасно интересно.

Через густую шумную толпу они прошли в ворота, и у Вити мгновенно разбежались глаза. Сначала он не увидел, что здесь продают — его поразили люди, их лица, их одежда. Платки — низко на лоб; бороды; грязные кирзовые сапоги; широкие юбки; пиджаки с высокими ватными плечами. Лица были энергичные, хитрые, плутоватые. И — совсем непривычные. Таких людей Витя не встречал на улицах своего города, в парках, в трамваях. А если они попадались, то, наверное, в одиночку и на них не задерживалось внимание. Здесь были только такие люди. И все о чем-то спорили, ругались, предлагали свой товар, хватали покупателей за локти.

«Ну и ну!» — подумал Витя.

Он не знал, что такие базары еще существуют. Он их видел только в кино, в фильмах о революции и гражданской войне, и сейчас его удивлению не было предела.

— Что, обалдел? — засмеялся Репа. — Давай искать Гвоздя.

И он потянул Витю в гущу барахолки.

Чего здесь только не продавали!

Всякие рубашки, брюки, галстуки, ботинки, шапки, платки.

Целый угол базарной площади занимала всевозможная мебель: шкафы, крашеные табуретки, тумбочки, подставки, этажерки, зеркала.

Продавали фикусы в кадках, герань, какие-то еще комнатные цветы в глиняных горшках. Ни такой мебели, ни таких цветов Витя никогда не видел в квартирах своих знакомых.

«Да кто же все это покупает?» — думал он.

— Смотри, цыганки! — сказал Репа. И правда! Три цыганки, молодые, в длинных пестрых юбках обступили растерянного парня и что-то доказывали ему.

— Пойдем, послушаем! — предложил Витя. Они протолкались к цыганкам.

— Позолоти ручку, молодой-красивый! — говорила одна из них, с быстрыми черными глазами и золотым браслетом на смуглой руке. — Всю судьбу определю, путь свой знать будешь, легче проживешь.

Неожиданно в толпе появился милиционер, и цыганки исчезли — будто их вовсе не было.

— Как в кино, — сказал Витя.

— В кино придумывают, — сказал Репа, — а тут, сам видишь. — И вздохнул: — Нет Гвоздя. Или не пришел? Может, замели?

Витя ничего не понял, но спросить не решился.

— Десять копеек — и вся судьба известна! Десять копеек — и предсказание без ошибки! — выкрикивал кто-то рядом.

Витя оглянулся — сквозь толпу медленно шел старик в ватнике — это летом-то! Через плечо у него был перекинут ремень от деревянного ящика. В ящике были полочки с белыми фантиками, а на перекладине сидела сонная морская свинка.

— Десять копеек за предсказание!

Женщина с пацаном, у которого было надутое, обиженное лицо, — наверное, ему надоело таскаться по базару — дала старику монетку, старик сунул монетку под нос морской свинке, та понюхала монетку, оживилась, задергала носом и, подумав, вытащила зубами фантик. Старик отдал фантик женщине.

— Десять копеек — и вся судьба известна!

— Давай погадаем! — предложил Витя. Репа пожал плечами.

Витя выбрал из горсти мелочи десять копеек. Понюхав монетку, морская свинка вытащила фантик.

— Прими, молодой человек, — сказал старик, и Вите показалось, что его глаза под кустистыми бровями насмешливо блеснули.

Мальчики отошли к зеленой будке, в которой продавали газированную воду, развернули фантик и стали читать. На замызганном листке фиолетовыми чернилами было написано: «Ждет тебя счастье в преклонных годах; дом — полная чаша и верный друг до гробовой доски. Опасайся быстрых друзей, зеленого змия и промолчи там, где враг твой рассыпает слова бисером. Не носи наряда синего цвета — в нем твоя погибель».

— Что за быстрые друзья такие? — удивился Витя.

— Брехня, — безразлично сказал Репа. — Плакали десять копеечек. Пошли!

…Продавали самовары самых разных размеров, деревянные ложки, раскрашенные ярко-ярко («И кому они нужны?» — подумал Витя), серые ворохи шерсти, дубленые кожи, кучи немыслимого тряпья, всякие свистульки, чертики, которые, если в них дуть, кричат «Уди! Уди!»

В одном углу, под старой липой, мальчишки и старики продавали голубей в клетках, всевозможных певчих птиц; и стоял тут птичий гам — ворковали голуби, пели на все лады канарейки; в одной высокой клетке висел вниз головой зеленый попугай с красной головкой и говорил очень сердито:

— Мда-а…

Один дед продавал маленьких кроликов. Они сидели в корзине, свернувшись клубками, и вздрагивали длинными ушами. Еще продавали щенят разных пород — и бестолковых дворняг, которые, ни на кого не обращая внимания, играли между собой, и строгих овчарок, и даже двух маленьких бульдогов, очень грустных и молчаливых.

Вите не хотелось уходить из-под старой липы — он любил животных.

И как раз Репа возбужденно шепнул ему на ухо:

— Вот он, Гвоздь!

У забора стояли два парня и о чем-то весело разговаривали. Один был толстяк и уже почти лысый, старые брюки съехали с живота, зеленый пиджак был расстегнут и под ним не оказалось рубашки, а сразу розовая грязная майка; он скалил редкие зубы и слегка подергивался.

«Чудной», — подумал Витя.

Второй парень и правда походил на гвоздь: высокий, щуплый, в темном костюме, который сидел на нем неуклюже, и вообще в парне было что-то негородское, угловатое; а лицо у него немного сплюснутое, и глаза были очень широко расставлены; нижняя губа чуть отвисала. Сходство с гвоздем усиливала плоская кепка с коротким козырьком — как шляпка. Ударь по ней, например, молотом, — и парень вобьется в землю.

— Идем, — сказал Репа.

Они приблизились к парням, тоже встали у забора и Репа бросил:

— Привет!

— Привет, — безразлично сказал Гвоздь и быстро взглянул на Витю. Витя перехватил его взгляд и увидел, что глаза у Гвоздя какие-то жутко пустые и цепкие. — Что за хлопец? — спросил он.

— Витька, кореш мой, — сказал Репа. — Свой в доску.

— В городе Николаеве фарфоровый завод, — неожиданно запел толстяк и доброжелательно покосился на Витю. Голос у него был густой и хриплый.

— Видный оголец, — сказал Гвоздь.

— Я ж говорю — свой парень. — Репа разглядывал гудящую толпу.

Разговор происходил странно: все стояли у забора, не смотрели друг на друга, а созерцали толпу и лениво перебрасывались словами.

— Под твою ответственность, — процедил Гвоздь. — Сегодня плавки нейлоновые, бразильские, и чулки-эластик, франсе. Понял?

— Понял, — сказал Репа.

— Действуйте, — Гвоздь щелкнул портсигаром, и Витя увидел, что у него очень большие руки с короткими пальцами. Толстяк пропел:

— В городе Николаеве девчоночка живе-ет!.. Мальчики затерялись в толпе и, когда забор остался далеко, Репа спросил: