Елена Сапарина - Последняя тайна жизни (Этюды о творчестве)

Жизнелюбивый, деятельный, он очень не хотел стариться. Старость вообще считал ошибкой природы (ведь все в природе каждый год обновляется — почему же человеку это не дано?). Часто повторял: "Постараюсь дожить до ста лет! Буду драться за это".

"Хотя старость нельзя считать приятностью, — говорил он, — она много с собой приносит недостатков, но я из нее желаю извлечь какую-нибудь пользу. Ясно, что в связи с изучением нервной системы я постоянно смотрю на то, что мне лично приносит старость… Одним из первых проявлений старения является беспамятность в отношении недавних своих впечатлений".

"Да, как все-таки снизилась у меня реактивность коры, — рассуждал он в другой раз. — Я теперь многое понял с этим постарением. Теперь, если я прихожу в кабинет, то вижу только у себя под носом, сузилось поле внимания… Постоянная сконцентрированность мыслей — вот это и есть рассеянность так называемая".

Но и на свою память, и на реакции, и на подвижность Иван Петрович наговаривал лишнего. Все, кто с ним общался в это время, в один голос твердят о его неиссякаемой юношеской энергии и столь же молодом уме. Собираясь рисовать его, восьмидесятилетнего, художник М. В. Нестеров приехал на несколько недель в Колтуши. Утром за чаепитием начинались обычно оживленные разговоры. "Бывали импровизированные, блестящие лекции по любым предметам, — вспоминал он. — Я наблюдал, старался уяснить себе мою трудную, столь необычную модель. Светлый ум Ивана Петровича ничем не был затемнен: говорил ли он о биологии, вообще на научные темы или о литературе, о жизни, — всегда говорил ярко, образно и убежденно… мнения свои выражал горячо, отстаивал их с юношеским пылом".

А когда Ивану Петровичу исполнилось восемьдесят пять и художник подарил ему написанный раньше портрет, И. П. Павлов поблагодарил М. В. Нестерова за "теплый привет" и подарок такими удивительными словами: "Счастлив, что и в старые, конечно, застывающие годы могу еще внушить к себе живые дружеские чувства. Дай Вам бог еще находить радость в Вашей художественной творческой работе, как я все еще в моей научной работе переживаю неувядающий интерес жить".

Жить Ивану Петровичу оставалось чуть больше года. Но прожил он их так же деятельно, как и всю предыдущую жизнь. И с тем же "неувядающим интересом", так и не перестав работать. Он и самое смерть (случай поистине уникальный!) умудрился превратить в источник научных исследований. До последних минут этот поразительный человек оставался ученым: диктовал свои наблюдения за затухающей деятельностью мозга, обсуждал собственные ощущения с невропатологом и нетерпеливо — как бывало всегда, если ему не давали работать, — кричал вошедшей медицинской сестре: "Не мешайте! Павлову некогда — Павлов умирает!.."

В его смерть, хотя и произошла она на 87-м году, всем знавшим его было трудно поверить. Ведь он был здоров и до краев полон жизни. Болезни вообще обошли его стороной, хотя именно в пожилом возрасте с ним случились две неприятности. Один раз, торопясь в институт, академик не захотел, как все, обходить канавы, которыми перерыли Лопухинскую улицу, и стал просто перепрыгивать через них. Поскользнулся, упал и сломал ногу. С трудом выбрался из канавы (это со сломанной ногой), подтянулся на руках — вот когда пригодилась деть дома. Я мог при этом кое-что читать и писать, но кончилось тем, что пришлось бросить и эту работу.

Конечно, врачи прописывали мне всякие лекарства и назначали диету, т. е. делали распоряжения насчет моей еды, но ничто не помогало. Еду я ограничивал сперва в сортах пищи, затем в количестве, а в конце концов вынужден был оставаться почти без пищи. Можно было подумать, что вопрос стоит так: жить мне или не жить…

Пять недель назад мне сделали операцию. Хирурги вскрыли мне под наркозом брюшную полость и нашли там один предмет — маленький, твердый, легкий шарик, вроде высушенной, большой, немного шероховатой горошины. Найдя его, они вынули его из брюшной полости. Затем забота врачей заключалась в том, чтобы вылечить мне рану…

Через десять дней после операции уже здесь, в больнице, я почувствовал, что болезнь моя уничтожена и я буду жить. И вот когда я это почувствовал, то вполне естественно, что я стал думать, кому же я должен за свою жизнь, кто мои благодетели? Это совершенно натуральное чувство благодарности, когда получаешь такое чрезвычайное одолжение.

По мере того как я над этим думал, убеждался, что ответить на это вовсе не так просто… Если глубже взглянуть на дело и рассказать о всех тех, кому я действительно обязан своей жизнью, то это оказывается очень длинная история, которая занимает тысячелетия.

Для того чтобы всем было все понятно, я должен сообщить вам некоторые сведения о своей болезни, а для этого я прежде всего должен немного ознакомить вас с устройством нашего тела, специально с тем отделом, который называется пищеварительным каналом.

…В пищеварительном канале пища перерабатывается и превращается в жидкость. В таком жидком виде ее составные части входят через стенки кишок внутрь нашего тела и поступают в кровь. Часть поступивших веществ идет на то, чтобы ремонтировать наше тело, строить из них ткани и органы. Часть же этих веществ используется как топливо, как энергия для того, чтобы мы могли двигаться и производить работу.

Чтобы нужные вещества перешли в растворенное состояние, на пищу изливаются жидкости, которые зовутся пищеварительными соками. Эти соки сочатся из стенок желудка и кишок. Частью же берутся из органов, которые лежат отдельно, вне пищеварительного канала. Таких органов два: с одной стороны — печень, а с другой — поджелудочная железа. Поджелудочная железа дает поджелудочный сок, а печень — желчь, которая через небольшую трубку — желчный проток — изливается в кишечник и действует там на пищу. Желчь имеет очень важное значение для переработки пищи. Многие вещества, например жиры, в отсутствие желчи не могут всасываться и служить телу, а выбрасываются вон…

Так вот, моя болезнь заключалась в том, что в трубочке, по которой желчь течет в кишечник, образовался камень. Этот камень двигался в протоке и запирал выход желчи в кишечник…

Мои товарищи врачи догадались о моей болезни по различным признакам. У меня были припадки болей, я стал желтеть, так как желчь не выливалась в кишки, а всасывалась в кровь и вызывала пожелтение всего тела. Они вскрыли брюшную полость, дошли до этой трубочки, увидели, что она в одном месте ненормально расширена, прощупали через стенку твердый предмет, сделали разрез и вынули камень. Дело как будто чрезвычайно простое. И может казаться, что я должен благодарить за свое излечение только медицинский персонал.

Но я хочу пойти дальше и упомянуть первыми других благодетелей, которых обычно забывают, несмотря на то, что они и до сих пор помогают всем больным.