Наталия Лойко - Ася находит семью

Ася до тех пор топчется на месте, пока из-за поворота гулкого, темного коридора не показывается незнакомый седобородый человек в пенсне. Шея укутана шарфом, идет он медленно, шаркая глубокими галошами. Ася догадывается: Нистратов! Строгий Яков Абрамович разрешил заведующему домом встать с постели.

На днях, вечером, когда Ксения пришла посидеть в дортуаре у печки, был разговор, что надо уважать таких стариков, как Нистратов. Пусть он в чем-то и отсталый (Ксения не объяснила в чем), но, когда другие учителя бастовали, не признавали новую школу, он не только сам не оставил гимназию, где преподавал естествознание, но и других убеждал работать.

Хотя это и не очень вежливо, Ася таращит глаза на заведующего. Такой смирный старичок, а, говорят, по своей охоте воюет с богом, собирает ребят и спорит, доказывает, что религия — обман. Асю давно мучит мысль: почему Андрей, почему столько хороших людей вдруг оказались безбожниками?

— Может быть, поздороваемся? — спрашивает Нистратов.

Заметив в руках Аси чулки с зияющими дырками, он укоризненно мотает седой бородкой. Ася оправдывается:

— Это не мои. Я их только хочу починить.

Она сбивчиво объясняет, зачем и откуда у нее эти чулки.

— Что же, — говорит Нистратов. — О слабых заботиться благородно. Знаешь, что сказал Бетховен ровно сто лет назад? Ровно сто! В феврале тысяча восемьсот девятнадцатого года. — Громко высморкавшись в большой носовой платок, он повторяет слова Бетховена: — «Кто поступает достойно и благородно, тот обретает в себе силу переносить несчастья».

Ася понимающе кивает, а глава детского дома распахивает перед нею дверь мастерской:

— Входи, умница. Трудись…

Первым Асю заметил Панька Длинный: он сидел ближе всех к двери. «Закрывай! Тепло выпустишь, балда». Затем ее подозвала к себе Татьяна Филипповна. Не слушая Асиного бормотания насчет штопки, усадила рядом с собой, показала, как быстрей распускать шов. Асе показалось, что Дедусенко подала другим знак не приставать к Асе, никто и не приставал, даже Шурка. Федя же уступил ей свой ножичек.

Татьяна Филипповна стала рассказывать сказку про красавицу и двух ее женихов. Отец обещал выдать дочь за того из них, кто быстрее сошьет себе кафтан. Женихи шили, а невеста сидела рядом и вдевала им нитки в иголки. Одному вдевала длинные-длинные нитки, другому коротенькие.

— Отгадайте, кто из них был любимым? — спросила Татьяна Филипповна.

Угадала Катя: короткой ниткой сошьешь быстрее.

Татьяна Филипповна сказала:

— В каждом деле нужна смекалка.

И начался разговор о том, как умно люди станут работать в будущем. И даже Аделаида Антоновна, которую Татьяна Филипповна уговорила помочь ей в День Великой Порки, приняла участие в общей беседе, сказала, что труд должен быть разумным и нельзя в работе быть дикарями.

И вдруг в мастерскую вошла Варя и, хотя сразу заметила Асю, не бросилась к ней, а объявила:

— Я ко всем. К детскому дому.

Следом вошла Ксения, тоже в пальто, тоже с мороза. Она указала на желтую фанерную коробку в руках Вари и сказала:

— Подарки от фабрики бывшей Герлах.

Катя Аристова широким жестом освободила от груды пальто центральный стол, и Варя поставила на него коробку, когда-то милостиво подаренную ей мадам Пепельницкой.

— Носите на здоровье, порвите на здоровье, — произнесла она слова, которыми в мастерской, где она проходила учение, было принято сопровождать сдачу заказа. Сказала и рассмеялась: — Нет, рвать не смейте!

Под желтой фанерной крышкой оказался ворох изделий из белого шелка. Здесь лежали платочки, стаченные из нескольких обрезков, узкие воротнички, заботливо подрубленные полоски лент.

Отвыкшие от носовых платков (кое-кто и вовсе не умел ими пользоваться), от воротничков, от лент, детдомовцы дружно крикнули:

— Это нам?!

Тут же раздалось на все лады:

— Не хватайте, дураки!

— Запачкаете!

— Изомнете!

За общим оживлением Варя все же почувствовала разочарование. Особенно явно сквозило оно в округлившихся глазах Ксении.

— Другое не работали… Тифозный заказ, — пробормотала Варя.

— Вот и спасибо, — встала из-за стола Татьяна Филипповна. — Всем нашим передай: еще как пригодится! Что у нас в доме, праздников не будет?

— Мы и для будней найдем, — энергично отозвалась Варя. — Теперь пойдет солдатский товар, крепкий. — Варя только сейчас кивнула Асе и тут же по неведению вогнала девочку в краску: — Довольны моей помощницей? Знаю, не подведет…

Варя ушла. Ксения взялась было за иглу, да тщетно: пальто, нуждающееся в переделке, само собой сползло с ее колен. Не терпелось Ксении поделиться новостями.

Спозаранку она забежала в Наркомпрос, где раздавали билеты на Всероссийский съезд охраны детства. Она столько наслушалась о предстоящем съезде, что ей самой казалось, будто она уже побывала на его заседаниях. Великие дела предстоят. Да, да… Великое дело — работать с детьми!

Оглядев собравшихся, Ксения вынуждена была отдать должное Татьяне Филипповне. Умеет подойти к людям. Вон сколько бывшего персонала привлекла к делу… Ладно, раз уж они все тут, пусть послушают.

— На первый план (помните, что я говорила?!) выдвинуты вопросы социального воспитания.

Татьяне Филипповне пришлось, не мешкая, забрать из рук оратора иглу. Как бы эта игла не пронзила насквозь кого-либо из несогласных.

— Самоуправление в повестке дня. Самообслуживание. В основе всего — трудовой принцип!

Ксения метнула строгий взгляд на Аделаиду Антоновну, но та лишь выпрямилась и стала разглядывать на свет швы, которые предстояло распустить.

— Труд прежде всего! — Ксения уже улыбалась, уже хотела, чтобы улыбнулись все остальные. — Вот и обеспечим расцвет детской личности.

Дети прислушивались. Они не все понимали в горячей и быстрой речи, но то, что доходило, радовало, как обещание взрослых сберечь их, поставить на ноги.

Татьяна Филипповна обводит взглядом ребят. Дети — самое ценное и самое уязвимое достояние республики. Все ли они выкарабкаются? Стриженые и косматые головы, бледные, истощенные лица. На лицах утомление, веки красны — то ли от кропотливой работы, то ли от дыма, который просачивается из пазов чугунной печурки. И все же глаза веселы, не зря Ксения утверждает, что важнее всего поднять дух.

— И летом потрудимся, — все более воодушевляется Ксения. — На воздухе! Намечен грандиозный план отправки детей в хлебородные губернии. В хлебородные! Поняли?

Еще бы не понять! Наверно, к лету Красная Армия отобьет у белых самые сытые, самые хлебные края…

Ася сидит, очищает спорок от ниток. Будет ли она когда-нибудь такой же счастливой, как Ксения? У той всегда грандиозные, непременно грандиозные планы! А у Аси? Люся высмеет любую ее мечту…