Гавриил Колесников - Белая западинка. Судьба степного орла

— А Пал Палыч все такой же неугомонный, — ласково сказал Вася. — Все по степи бродит, разные диковины выискивает.

— А рыбачить любит на наших прудах — страсть! Сам понимаешь, как тут клюёт. Одной удочкой можно пуда полтора натаскать. — Николай фыркнул. — Только наш Пал Палыч как был чудаком, так и остался. Одну рыбину подсекает, кладёт её в кулёк и сматывает удочки. Сидит на берегу, любуется, как рыба в пруду играет…

— Ну, а ты после армии куда думаешь подаваться? — серьёзно спросил меня Василий. — Давай к нам, в бригаду. Мы из тебя ихтиолога сделаем.

Он сказал это с такой убеждённой серьёзностью, словно говорил: «Мы из тебя человека сделаем». Я невольно улыбнулся.

Очень заманчивое предложение! Но каждому своё. Ихтиологом я не стал и иногда жалею об этом…

Теперь я далеко от своей школы — и годами, и расстоянием. Но когда однажды попал в родные места, прежде всего отыскал Пал Палыча. Он давно на пенсии, но ни ребята, ни школа без него не обходятся. Сейчас он ведает школьным краеведческим музеем, который начал создаваться ещё при мне. С гордостью и неостывающей увлечённостью показывал мне Пал Палыч его богатые коллекции.

Я обратил внимание на чучело довольно крупного степного орла. Спокойный, статный, он сидел на земле у искусно подделанной норки суслика. Видимо, хороший художник и большой знаток орлиных повадок набивал это чучело В облике птицы было схвачено терпеливое и в то же время напряжённое ожидание.

Орёл мне понравился, но я пожалел, что он не в небе вольной степи, а в стеклянном шкафу.

— Летать бы ему да летать, а вы его в стеклянный полон взяли, — сказал я с лёгким укором.

Пал Палыч мягко улыбнулся:

— Значит, не забыл моих уроков. Только тут дело было не совсем так, как ты думаешь. Очень странная у этого орла судьбина… Пос–ле вас учились у меня два сокола. Закадычных дружков твоих детишки. И тоже Николай с Василием. Шустрые мальчишки. В родителей выдались — заядлые рыбаки. Коренными они остались степными жителями. Теперь колхозные рыбоводы. Рыбачья династия у нас на степных прудах образуется. Все повторяется… Как и их отцы, бывало, мне они на Маныче свои потаённые места открывали. Ну, а я им степь показывал. Вот тогда мы и семейство орлов приметили. Есть у нас в степи такие уголки — не глухие, но тихие. На островах нераспаханной степи по обочинам небольшого оврага мы собирали растения для гербария, а над нами, осматривая степь, кружили на небольшом расстоянии друг от друга два орла. Мы видели, как, сложив крылья, они со свистом устремлялись к земле, снова взмывали в небо с добычей в когтях и всегда улетали в сторону темневшей вдалеке лесной полосы.

«Или у них там «столовая»?» — высказал предположение Вася.

«А может, гнездо? —возразил Николай. —Где‑нибудь на старой жерделе (птенцов кормят».

«Пойдёмте проверим», —предложил я ребятам.

Довольно долго пробирались мы к лесной полосе. И совершенно неожиданно увидели орла на скирде прошлогодней соломы.

Он пробыл на своей вышке недолго, грузно оторвался от слежавшейся соломы, легко и красиво, спиральными кругами, поднялся в небо и скрылся с глаз.

Василий немедленно вызвался разведать обстановку и ловко, как кошка, взобрался на скирду. С неё сорвалась и, сердито чирикая, полетела к лесной полосе стая воробьёв.

Коля растерянно и с удивлением смотрел ей вслед:

«Там же орёл, Пал Палыч!»

«А им бояться нечего, — объяснил я. — Свою меньшую братию орлы не трогают. Воробьи даже остатками с орлиного стола пользуются. Сейчас Вася нам все расскажет».

Орёл возвращался обратно, и я велел Васе, от греха, уходить со скирды.

«Гнездо! Два орлёнка! Головастые! Клювы — во! — захлёбываясь под напором впечатлений, рассказывал он. —Целая стая воробьёв! Все гнездо облепили! Меня испугались, а орла не боятся! И меховая шапка в гнезде! С ушами. Честное пионерское — сам видел!»

Мы решили больше не тревожить орлиное семейство, наблюдать издали. Ещё много раз видели мы, как пикировали орлы на сусликов, как настойчиво, терпеливо подстерегали добычу у нор, когда сусликам удавалось скрыться. Всегда побеждала спокойная выдержка орла. Обманутый тишиной, суслик выбегал из норы — мгновенный удар лапой, и птица с добычей взмывала в небо.

К концу лета орлята стали на крыло, и мы наблюдали теперь за прилежной работой не двух, а четырёх птиц. Не будь в степи орлов, вероятно, людям и хлеб не было бы смысла сеять: весь урожай доставался бы сусликам…

Беда случилась близко к осени, когда орлам подошло время отлетать из наших мест на юг. Они старательно очистили окрестные поля от сусликов, а те, что избежали орлиных когтей, постепенно укладывались в норы на зимнюю спячку.

«Пикирует, пикирует, смотрите!» —крикнул Вася.

Старый орёл, самый крупный из всех четырёх, камнем, со свистом упал на землю.

«Сейчас взлетит!» —загорелся охотничьим азартом Коля.

Но орёл на этот раз не взмыл в небо.

«Эх! Промазал!» — с досадой сказал Вася.

Мы поспешили к месту падения птицы.

С орлом случилось что‑то неладное. Он не стерёг добычу, сгорбившись у норы, а недвижимо лежал на пожухлой траве около землемерного столбика.

— Не рассчитал, ударился о землю? — спросил я Пал Палыча.

— Мы тоже так подумали сначала. Но решили, что это совершенно невероятное предположение. Орлы работают с математической точностью.

— Тогда что же произошло? — мне не терпелось узнать конец этой истории.

— Ветеринара‑то нашего Захария Степановича забыл, наверное?

— Ну, что вы! Разве можно забыть нашего Айболита? Он же нам ежа выходил.

— Помнишь… Ну так и орла мы к нему отнесли. Захарий Степанович по всем правилам науки вскрыл его и нашёл, что орёл все‑таки разбился, хотя и не о землю… Глаз у него зоркий, —объяснил нам Захарий Степанович, — далеко видит, а вот предметы на земле различает неточно. Землемерный столбик он принял за суслика, сидящего столбиком. Все рассчитал верно и смерть свою нашёл из‑за точности расчёта: ушибся о столбик. Мышца у него сердечная от удара пострадала. Вся грудная полость оказалась кровью залитой.

— Сердце разорвалось?!

— Выходит, так… Вот и попал он к нам в стеклянный шкаф. Захарий Степанович сам же и шкуру с перьями снял, и выдубил её по-особому, и чучело набил. В такой же вот позе наш орёл сусликов у нор караулил.

Ноги степного орла, до самых когтей опушённые «Густыми коричневатыми перьями, казались обутыми в старинные военные сапоги…

Для обозначения давних времён у нас на хуторе бытовало своё, понятное только нам одним присловье: «Когда дед Федя коров пас».

Было это в общем‑то и не так давно, в войну, но сотворил дед Федя — тогда ещё безусый парень — такое, что имя его навсегда вошло в поговорку.