Владимир Добряков - Всё про наш класс. Наташины рассказы

И верно, только я хотела попросить бабушку, чтобы она рассказала про блокаду в Ленинграде, — явились.

Саша увидел меня и обрадовался, закричал, будто мы в лесу или на улице:

— Наташа! Вот здорово! Сейчас торт будем лопать! Бабушка, я торт принёс. Яблоки у нас взяли, конфеты взяли, а торт не взяли.

И Саша поставил на середину стола картонную коробку, перевязанную бумажной верёвочкой.

— Ты скажи сначала, что с Митей-то?

— А ничего. Лежит поправляется. Нас к нему не пустили. Воскресенье. Народу много пришло. Сказали: халатов нет. А торт не взяли. Сказали, чтобы тортов больше не приносили. Витька и Левка свою половину прямо на улице съели, а я Вовке не дал съесть. Сказал, что дома съедим.

Саша развязал верёвочку и открыл торт.

— Во какой! На всех хватит!

— Да уж куда больше! Хватит! — с удовольствием разглядывая торт, сказала бабушка. — Неужели, говоришь, Витя с Левой так прямо на улице и съели?

— Ага. Жуют, давятся. Левка даже нос кремом измазал. А потом ему нехорошо стало. Объелся. А Вовка тоже хотел…

— Вообще, старик, ты правильно сделал, — смущённо сказал Вова и взял нож. — Сейчас мы его культурненько разрежем…

— Эй, нет! Дай-ка я сама сделаю. — Бабушка отобрала у Вовы нож и разрезала торт на четыре части. — Этот кусок, с розочкой, — сказала она, — Наташе. Ей в первую очередь — она гость и девочка. Этот кусок — мне, по старшинству. А это — вам, ребятки. Папе и маме оставлять не будем. Они в гости уехали. Их там и повкусней угостят.

Торт бабушка разрезала на равные части, и все были довольны. А за то, что мне досталась розочка из крема, я думаю, ни Вова, ни Саша не обиделись. Они все же — мужчины и рыцари.

Съели мы торт, выпили чаю. Вова ушёл в другую комнату, а бабушка — на кухню.

— Не обижаете вы её? — спросила я и посмотрела на дверь, за которой скрылась бабушка.

— Что ты, — сказал Саша. — Ведь я обещал тогда.

— Ты и с книжкой обещал, — ехидно напомнила я.

— Да нет же! Говорю, по-настоящему обещал. Вот даже с тортом сегодня. Знаешь, почему я не дал Вовке съесть его на улице?.. Из-за бабушки. Она у нас такая сластёна! Мама с папой всё время подшучивают над ней за это. У бабушки всегда конфеты есть. Бывает, ночью проснётся и хрумкает.

Я представила, как бабушка хрумкает ночью леденцы, и засмеялась. Мне почему-то очень понравилось, что она любит конфеты.

— Хорошая у тебя бабушка, — сказала я.

— Конечно, хорошая, — согласился Саша. — Я её никому в обиду не дам.

Я сегодня в бассейне так насмеялась — прямо в животе закололо.

Когда наша группа кончила заниматься и мы вышли из воды, я спросила Василия Петровича, можно ли мне остаться и посмотреть с балкона.

— Как другие плавают?

— Да. — Я вздохнула и сказала: — По-моему, плохо у меня получается.

— Для начала — нормально, — подбодрил тренер и похлопал меня по плечу. — Всё наладится… А на балконе можешь посидеть, если время свободное есть.

— Время есть. Сейчас же каникулы, — сказала я.

В раздевалке я вытерлась полотенцем, надела платье, расчесала волосы и поднялась на балкон. В это время в бассейне уже занимались другие группы.

Одна девочка мне понравилась. Ногами хорошо работает — мелко-мелко и часто. Не то что другие бултыхают. Да и я, наверно, так же. Брызг много, а толку мало. А эта девочка и не очень вроде спешит да старается, зато плывёт быстро.

А потом началось самое смешное. Гляжу: тренер Василий Петрович ведет за руки двух мальчиков. Худенькие, черноглазые, стриженые, маленькие. Ещё в школу, конечно, не ходят. И так похожи друг на друга — не отличить. Я потом узнала: это близнецы.

Подвёл их тренер к лесенке и показывает, чтобы спускались в бассейн. Один сразу послушался и полез в воду. Храбрый. Ухватился за верёвку с пробками и давай ногами в воде дрыгать. Смеётся от радости.

А другой — никак не хочет спускаться. Василий Петрович и уговаривал, и стыдил. Тогда взял его за руки, поднял и опустил в воду. Тот как завизжит, заплачет. Тренер даже испугался. Вытащил его скорей и стал успокаивать. А мальчик трясётся, посинел. Вытер его Василий Петрович полотенцем, посадил на стул к решётке, где горячая батарея, и велел сидеть.

Обогрелся трусишка, головой завертел и на брата поглядывает. А тот плавает себе с доской — доволен!

Трусишке, наверно, завидно было, что брат так смело плавает, а побороть страх так и не смог. Несколько раз Василий Петрович пытался заставить его залезть в воду, но ничего не получалось. Глаза мальчишка выпучит, за всё руками цепляется, а в воду ни за что не идёт.

На балконе много родителей сидело, и все смеялись над трусишкой. Правда, смеяться смеялись, но, конечно, и жалели его. И папа этих мальчиков смеялся. Он сидел как раз со мной рядом. Он тоже был худощавый и черноглазый, как его сынишки. А на пиджаке у него висел значок «Мастер спорта».

— Ничего, — сказал папа этих мальчиков, — я тоже, помню, сначала до смерти воды боялся. А потом ещё как привык!

Я посмотрела на его значок и спросила:

— А вы по плаванию — мастер спорта?

Он улыбнулся и подмигнул мне:

— Так точно!

И я подумала, что когда-нибудь всё же научусь хорошо плавать и тоже, может быть, стану мастером спорта. Ведь в музыкальной школе дела у меня идут хорошо, и в обычной школе — хорошо, и в хоре. Так неужели здесь не добьюсь?

Вот какие я щёки нагуляла! Правда, красные?.. Ух, с горы сейчас катались! За школой. Гора длинная и вся ледяная! Поезда устраивали. Санки за санки прицепим и — летим! Здорово! У кого санок нет — на фанерках едут, просто на ледышках. А на ногах никто не может.

Там ребят — видимо-невидимо! Я Андрюшу из нашего класса увидала и до того обрадовалась, будто сто лет прошло, как с ним рассталась. И он обрадовался.

Хорошо в каникулы, а в школу ходить лучше. Как там наши мальчишки, девочки? Так соскучилась!

Вот по музыкальной школе не соскучилась. Там не очень интересно. Придёшь на урок и никого не видишь. Прозанимаешься с учительницей на пианино сорок пять минут и — на автобус, домой.

А из нашей, ну, обычной, школы прямо бы и домой не уходила. Так интересно! То загадки придумываем, то всякие друдлы. То Петя Зорькин что-нибудь начудит, то наша Куколка номер выкинет. Светочка. Ох, эта Светочка! Помучаемся мы с ней. Особенно Марина. Ведь Куколка — в её звене.