Лора Инглз Уайлдер - Долгая зима

— Ты права, Каролина, как всегда права, — успокоил ее папа. — Обойдемся тем, что у нас есть.

Папа глянул в тот угол, где лежал мешок с пшеницей, и молча пошел скручивать сено и кормить животных. Возвратившись на кухню, он сложил возле печки охапку сенных жгутов и, протянув к огню руки, чтобы погреться, спросил:

— Пшеница кончилась, Каролина?

— Да, Чарльз. У нас есть еще хлеб на завтрак.

— Картошка тоже кончается?

— Как-то сразу подошло все к концу, — отвечает мама. — Но у меня осталось еще шесть картофелин.

— Где молочное ведро? — спросил папа.

— Молочное ведро? — удивилась мама.

— Я на минутку схожу к соседям, и мне нужно молочное ведро.

Лора принесла ему молочное ведро и, не удержавшись, спросила:

— Разве в городе осталась хот одна дойная корова?

— Нет, Лора.

С этими словами папа вышел из кухни, и за ним захлопнулась передняя дверь.

Альманзо и Рой ужинали. Альманзо напек оладий и пересыпал их сахаром. Рой съел уже половину стопки оладий, а Альманзо приближался к концу своей. На столе стояла еще одна нетронутая высокая стопка из двух десятков оладий, с которых струйками стекал растопившийся сахар. В эту минуту в дверь постучали. Рой открыл дверь.

— Заходите, мистер Инглз! Садитесь к столу, отведайте наших оладий, — пригласил он.

— Спасибо, — отвечал папа. — Вы не продадите мне немного пшеницы?

— Мне очень жаль, но у нас больше ничего нет.

— Все продали?

— Да, все продали.

— Я бы вам хорошо заплатил.

— Зря я не привез еще вагон, — отозвался Рой. — Но все равно, поужинайте с нами. Манзо очень гордится своими оладьями.

Папа ничего не ответил. Он подошел к задней стене и приподнял висевшее на деревянной шпильке седло.

— Что вы делаете? — воскликнул Альманзо.

Папа прижал к стене край молочного ведра и вытащил из дырки шпильку. В ведро со стуком посыпалась струйка пшеницы.

— Я покупаю у вас пшеницу, ребята, — сказал папа.

— Послушайте! Это семенная пшеница. Я ее не продаю! — возмутился Альманзо.

— У нас в доме не осталось ни зернышка, и я решил купить немного пшеницы, пояснил папа.

Зерна продолжали сыпаться в ведро и, соскальзывая выраставшей в нем горки, тихонько позвякивали, ударяясь в жестяное ведро. Альманзо стоял и смотрел на папу, а Рой придвинул свой стул к стене, сел, засунул руки в карманы и с насмешливой улыбкой уставился на брата.

Когда ведро наполнилось, папа засунул шпильку обратно в дырку, плотно забил ее кулаком, а затем легонько простучал стену сверху вниз, слева направо и справа налево.

— У вас тут очень много пшеницы, — заметил он. — А теперь поговорим о цене. Сколько я вам должен?

— Откуда вы узнали, что там пшеница? — поинтересовался Альманзо.

— Эта комната внутри меньше, чем снаружи, — отвечал папа. — Она на добрый фут короче, и если прибавить еще два на четыре за счет косяков, получается пространство в шестнадцать дюймов. Каждый, у кого есть глазомер, сразу это увидит.

— Провалиться мне на этом месте! — воскликнул Альманзо.

— Я заметил, что в эту дырку вставлен сучок, когда вы сняли со стены седло в день охоты на антилоп, — сказал папа. — Вот я и решил, что у вас там зерно. Больше ничего из дырки высыпаться не может.

— Кто-нибудь еще про это знает?

— Насколько мне известно, никто, — отвечал папа.

— Послушайте, — сказал Рой. — Мы не знали, что у вас закончилась пшеница. Она принадлежит не мне, а Альманзо, но он не стал бы ее жалеть, видя, что кто-то умирал с голоду.

— Это семенная пшеница, — пояснил Альманзо. — И к тому же отборная. И никто не знает, привезут сюда зерно к весеннему севу или нет. Конечно, я не хочу смотреть, как люди голодают, но ведь можно съездить за пшеницей, которую вырастил тот поселенец, что живет к югу от города.

— К юго-востоку, как я слышал, — уточнил папа. — Я и сам подумывал о том, чтобы туда съездить, но...

— Вам нельзя ехать, — вмешался Рой. — Кто будет заботиться о вашей семье, если вас застигнет буря или... или вы задержитесь, или с вами еще что-нибудь случится?

— Но это не значит, что я не должен заплатить вам за эту пшеницу, — напомнил папа.

— Стоит ли соседям считаться из-за какого-то ведра пшеницы? — отмахнулся Альманзо. — Пожалуйста, берите её, мистер Инглз. А теперь садитесь и отведайте наших оладий, пока они еще не совсем остыли.

Однако папа настаивал. Наконец Альманзо сказал, что четверти доллара будет достаточно. Папа отдал ему деньги, после чего сел за стол и положил себе на тарелку несколько горячих, пропитанных сиропом оладий. Рой подцепил со сковородки поджаристый ломоть ветчины, положил его на папину тарелку, а Альманзо налил ему чашку кофе.

— Вы, ребята, и впрямь как сыр в масле катаетесь, — заметил папа.

Оладьи Альманзо были совсем не такие, как обыкновенные гречневые оладьи. Приготовленные по материнскому рецепту, он были легки, как пух, и насквозь пропитаны растопленным коричневым сахаром. А ветчину, приправленную сахаром, оказывается, коптили в дыму гикори на ферме Уайлдеров, в Миннесоте.

— Я уж и не припомню, когда мне доводилось так вкусно поесть, — закончил он. — Спасибо.

Они поговорили о погоде, об охоте и политике, о железной дороге и о сельском хозяйстве, а когда папа собрался домой, братья пригласили его заходить почаще. В шашки они не играли и потому не проводили время в лавках. Да и в доме у них было теплее.

— Теперь вы знаете дорогу, мистер Инглз. Приходите ещё, — гостеприимно заметил Рой. — Мы всегда будем рады вас видеть. Мы с Манзо уже надоели друг другу. Заходите в любое время, ремешок от задвижки у нас всегда висит снаружи!

— С удовольствием! — Папа хотел ещё что-то добавить, но остановился и прислушался.

Альманзо вышел вместе с ним на пронизывающий ветер. Над головой мерцали звезды, но с северо-запада на них быстро наступала густая темная туча.

— Опять начинается! — воскликнул папа. — Теперь долго никто по гостям ходить не станет. Двинусь-ка я поскорее к дому.

Когда он открывал дверь дома, в стену хлестнул порыв бури, поэтому никто не услышал, как он вошёл. Все спокойно сидели в темноте возле печки, только Лору начала бить дрожь. Услышав, как снова заревел ветер, она с тревогой подумала о папе.

— Я принес немного пшеницы, Каролина, — сказал папа, внезапно появляясь и ставя возле неё ведро.

Мама опустила руку и пощупала зерна.

— Ах, Чарльз, Чарльз! Я знала, что ты о нас позаботишься, но откуда ты её взял? Я думала, что в городе пшеницы больше не осталось.

— Я не знал наверняка, есть ли она, иначе бы тебе сказал. Я не хотел, чтобы ты на что-то надеялась, а потом разочаровалась в своих ожиданиях, — объяснил папа. — Я обещал никому не говорить, откуда взялась эта пшеница. Но ты не беспокойся, Каролина. Там есть ещё.