Вероника Кунгурцева - Ведогони, или Новые похождения Вани Житного

— Бобо!

— Чего ты остановился, Березаюшка, пошли, — звал его Ваня. Они со Стешей вовсю уже шагали по шпалам. Но лешачонок не двигался с места и повторял свое:

— Бобо!

— Ну, чего ты там застрял? — сказала и Стеша. — Пошли–пошли… — и, вернувшись, потянула лешака за руку. Березай сделал два шага, но как‑то очень неуверенно, ровно его на аркане тащат, и шел с оглядкой на лес. Когда босые лапы лешака оказались в непосредственной близости от рельса, он отскочил, ровно его к горячей сковороде подвели.

— Да что такое, Березай, иди же! — дергала его девочка за руку, но стронуть с места не могла.

— Бобо! — твердил лешачонок, как заведенный.

Ваня пришел Стеше на помощь: и, обойдя лешака с тыла, попытался столкнуть с места — но неудачно. Он ему и в спину упирался ладонями, и кулаками толкал - лешачонок стоял крепко, как будто врос в землю корнями.

— Бобо! — сказал опять Березай.

— Нет, не бобо! — рассердился Ваня. — Где тут больно‑то, ну, где? Посмотри — поезда нет, а как будет — мы просто уйдем с дороги, и всё!

Лешак тогда нагнулся и осторожно стал придвигать указательный палец к железному рельсу. Дотронулся — и заорал, отдернув руку. Ваня поглядел — на кончике лешачьего пальца вздулся красный волдырь, как от ожога. А к рельсу прилип кусочек лешачиной кожи — шипел, шипел да вдруг обуглился! Березай же тряс рукой и орал:

— Бобо, бобо! Гвозденье плохое!

— Какое гвозденье? — удивилась Стеша.

Ваня подумал и сказал:

— Кажется, он железо так зовет… У него, видать, на железо аллергия… А может… несовместимость какая‑то… Он же лесовик: и дерево ему — друг, а железо, выходит, — враг! Гляди, у него ожог первой степени!

— И… и что теперь?

— А то… Ему к железу прикасаться нельзя!

— И… и как же мы поедем — по железной‑то дороге?!

Лешачонок продолжал орать — и мальчик, не отвечая Стеше, подул ему на палец, заговаривая:

— У сороки заболи, у вороны заболи, а у Березаюшки заживи! — лешак сунул палец в рот, а когда вытащил его, Ваня поглядел: пузырь лопнул и ранка почти затянулась.

— Вот это слюна! — восхитился мальчик.

Послышался грохот набегающего поезда — и они сошли с железнодорожного полотна. Лешачонок же, услыхав стук поезда, повалился на землю и зажал уши пальцами, и до тех пор лежал, уткнувшись носом в землю, пока шум поезда не стих. Потом поднял голову и твердо сказал:

— Гвозденье плохое! Бобо!

Шли теперь по лесополосе, обок пути.

Ваня говорил:

— Не знаю, Стеша, как мы поедем?! Поезд железный, — выходит, на нем ехать нельзя, автобус железный — тоже нельзя, и самолет железный — нельзя, даже на пароходе всюду железо — тоже, значит, нельзя… Вот и думай!..

— На лодке? — нерешительно спросила девочка.

— На лодке?! Но только не на моторной, а на вёсельной! Представляешь, когда мы до Кавказа доберемся… Да еще речку пойди тут найди…

— Что ж ты предлагаешь — оставить его, что ли!!! — воскликнула в сильнейшем раздражении Степанида Дымова.

Они уже приблизились к полустанку под названием «Сороковой километр». Народу на бетонной платформе не было, но всё равно подниматься туда не стали, сели под деревьями. Прошел еще один поезд — в северную сторону. Появилась долгожданная электричка, следующая на юг. Остановилась, железные двери приглашающе раззявились, дескать, добро пожаловать в вагон!.. Ребята заглянули в железный зев — и отпрянули: чем‑нибудь да прикоснется ведь лешачонок к гвоэденью!.. Слюны потом не хватит залечить все ожоги…

Тронулась электричка — лешак стал махать вслед ей рукой, дескать, пока, пока, скатертью дорога!

Промчался скорый поезд «Москва - Баку», через время следующий — «Петербург - Нальчик», потом «Москва — Махачкала» — этот зачем‑то остановился на полустанке… Вот сейчас бы и сесть в поезд‑то! И укатил махачкалинский, только токоток колес завис в ушах. А они остались. Березай, похожий на красный семафор, добросовестно махал лапой всем проходящим поездам.

— И долго мы тут будем сидеть? — Ваня спрашивает. — Надо что‑то решать…

Десантница нахмурилась. Вот товарняк остановился: и как раз перед ними оказался открытый вагон, груженный лесом… Степанида Дымова шею вытянула, поглядела и закричала:

— Я знаю, что делать! Быстрее в вагон, пока поезд не тронулся! — И стала тыкать в товарняк пальцем: — Березай, там лес, бревна там — полезай скорей! Как же его, Ванька, туда бы затолкать, чтоб он бортов не коснулся?!. Нам ехать надо, Березай, понимаешь?! Видишь — даже лес едет, а мы чем хуже! Давай и мы с ним!.. — девочка от нетерпения даже подскакивала на месте.

Ваня соображал, закусив губу… Вдоль железной дороги тянулся лес живой, в отличие от мертвого, лежащего в вагоне, и как раз против вагона стояла береза… Мальчик кивнул на нее лешаку и крикнул:

— Березаюшка, видишь ветку? — Лешачонок показал, дескать, эту? — Да, да, эту! Лезь на нее! Скорее!

Березай тут же оказался на березовом суку. Мальчик махнул десантнице: быстро, де, в вагон… Стеша перелезла через железный борт — и была уже на бревнах. Ваня крикнул лешаку:

— Раскачайся — и прыгай, Березай! Ну! Туда — в вагон!

И поезд тронулся… Степанида Дымова уезжала в товарняке… Лешак качался на березе. Ваня с закушенной губой стоял между ними… И вдруг лешачонок взлетел в воздух — и в самый последний момент успел сигануть в вагон с бревнами. Ваня на ходу уже переметнулся через бортик следующего, последнего вагона — там оказался уголь… Да ничего! Главное, все теперь едут.

Мальчик, стараясь не глядеть на промельки шпал внизу, перепрыгнул в передний вагон — к своим. Лешак развалился на бревнах, как у себя дома, и, указав на одну из лесин, сказал одобрительно:

— Сосна!

А девочка была явно не в своей тарелке. Ваня подсел к ней. Да, не шибко‑то удобно сидеть на бревнах… Лешачонок же посвистывал, только что не смеялся.

— Ветелок холоший! Ветелок живой! — кричал лесной дитёнок.

Да уж, ветер подувал хороший! Котомку с Кровохлебкой Ваня пристроил так, чтобы ее не снесло. Стебель вытянувшейся благодаря слезам лешака живинки относило ветром назад. Стеша вытащила из рюкзака косынку и едва смогла надеть на голову — ветер рвал ее из рук. Поймав Ванин взгляд, девочка спросила кокетливо:

— Красивая я?

— Как кобыла сивая! — ответил Ваня и отвернулся.

— Да уж, — тяжко вдохнула Степанида Дымова, — если б у меня не было конопушек, ты бы не так запел…

— Это еще почему? — удивился мальчик.

— Да потому! — насупилась девочка. — Чего бы я только не отдала, чтоб эту пакость свести…

Ваня только головой покачал, у ней этих конопушек всего‑то, — принялся считать и насчитал, несколько раз сбившись со счету, — тридцать три штуки. У других‑то куда больше бывает — и ничего. Но когда он сообщил о своих подсчетах девочке, та обозвала его дураком и хотела по макушке треснуть, но тут лешак отвлек ее внимание: он привстал на бревнах и вглядывался в глубину бегущего обок поезда леса. Ваня поглядел туда же — но ничего не увидел. И только когда Березай заорал, ткнув пальцем в ту сторону: — Ялчук! Ялчук! — ребята приметили волка.