Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу

— Да, клуб, как наверняка думает Цвигун, — это место для танцулек под гармошку, — ответил ей Лорс. — Но клуб — это также место, где люди в принципе могли бы чувствовать, что они — вместе, что есть на свете роскошь человеческого общения, о которой Сент-Экзюпери говорил как о единственной настоящей роскоши. Словом… Да я сам не знаю, я говорю только, каким мог бы быть клуб…

В ясных, пытливых глазах Зинаиды Арсеньевны — Лорс увидел это сразу — не было и тени превосходства или пренебрежения. Она слушала сбивчивую речь Лорса с интересом.

— Одинокому — весь мир пустыня! — высокопарно реабилитировался Цвигун, опять заглядывая в гостиную — слышали ли его и там?

— Вот умник-то, пьости господи! — сердито всплеснула пергаментными руками Зинаида Арсеньевна.

Чтобы позлить завистливого Цвигуна, Лорс решил переплюнуть его шикарностью цитат:

— У Поля Элюара есть такие строки: «Наши дети будут смеяться над черной легендой о человеке, который был одинок!» Почему только наши дети, а не мы? Почему всё — потомкам? Даже смех… Разве мы не можем быть не одинокими?

— Мы с женой, — поспешил унять спор хозяин, — и в пустыне не почувствуем себя одиноко, если рядом будут такие люди, как мои милые гости. Сейчас пойдем к столу.

— Вы у нас вполне светский человек, — небрежно сказала ему Зинаида Арсеньевна и глянула на свои толстенные мужские часы, вытащенные из кармана. — А мне позвольте удалиться. Нет-нет, спасибо. Я человек стайих пьявил: йяно ложиться, йяно вставать. Двояне ведь тоже… умели иногда следовать неплохим пьявилам.

— Я тоже… обязан уйти, — вставил Лорс.

Не смог бы он вкушать за столом у человека, о котором заглазно в письме высказывал такое… Даже ради Эли.

— Выпьем чай и прогуляемся! — просяще сказала Лорсу Эля.

Однако хозяева наперебой заговорили, что ни в коем случае: и поздно, и темно, и сыро!

Эля промолчала.

В прихожей, пока хозяин светил Зинаиде Арсеньевне на крыльце, Эля шепнула Лорсу:

— Можно ведь быть хотя бы просто воспитанным… Останься!

Он мрачно пробормотал:

— Если позволишь мне сейчас повторить Жоржу в сторонке то, что я о нем писал, я останусь и буду очень воспитанным. Ты же приехала всего-навсего посмотреть: научился я этому в деревне или нет? Даже пройтись не хочешь! Где же нам иначе поговорить?

— А о чем говорить, если ты с таким пылом рассказывал о своем клубе. Значит, ты не хочешь в город, не хочешь быть со мной!

Эля отвернулась и ушла.

…Рано утром Лорс побежал из дому в отдел культуры и позвонил в аптеку. Долго никто не подходил к телефону, наконец ответил сам хозяин:

— Эля уехала первым автобусом. И ни-че-го передавать вам не поручала.

Лорс растерянно размышлял, что же ответить, но в трубке опять заверещал голос Жоржа:

— Слушайте, Лорс, оставьте ее в покое. Не пишите ей. Не вспоминайте ее. Она вам не пара, и я требую…

Лорс с грохотом положил трубку, не дослушав.

Какой грандиозной оказалась предпринятая Лорсом затея с покраской клуба, каким событием в небогатой строительной летописи райцентра она стала! Сколько на нее потребовалось времени и кистей, директорского энтузиазма и берлинской лазури!

Магомет Хасанович, говорят, морщился при утверждении клубной сметы, читая строку: «Окраска масляной краской». Зачем прихорашивать этот сарай? Хлопотно, дорого. Ведь запланировано сооружение Дворца культуры. Однако Лорс настоял. Дворец когда еще будет… Может быть, Лорс просто не знал, куда и как иначе приложить в клубе избыток своих развернувшихся сил. А может быть, в Лорсе проснулось тщеславие человека, призванного руководить. Хеопс оставил после себя бесполезные пирамиды, Яша Покутный — бездействующую карусель. Лорс тоже оставит на земле свой след.

…Три стены Евген окрасил, остался фасад. Но уже и сейчас, если смотреть на выкрашенные стены, Дом культуры необычайно радовал глаз. Парк был чахлый, но как раз вокруг самого здания клуба теснились вековые раскидистые деревья и кусты. Лето вошло в силу, листва стала буйная, сочная, ярко-зеленая. И на этом фоне Дом культуры теперь синел ярко и весело, как кусок чистого неба, который выпилили и вставили в изумрудную раму.

Сельчане норовили сделать крюк, лишь бы полюбоваться этой картиной.

— Ребяты, ребяты, давайте же мне фронт работ! — покрикивал на Лорса, поглаживая усы, Евген.

Лорс, Петя и Вадуд перетащили тяжелые леса к фасаду. Устанавливать их тут было сложно, потому что мешало трехмаршевое высокое крыльцо. Затем полезли сдирать два огромных панно, нарисованных на массивных вертикальных щитах из покривившегося, вздувшегося кровельного железа. Пополз вниз горец, с незапамятных времен красовавшийся среди тыкв и арбузов. Продолжая улыбаться, поползла вниз в обнимку с коровой выцветшая доярка.

Сквозь грохот сбрасываемых на землю щитов раздался удивленный возглас:

— Кресты!

Это крикнул Лорс. На тех местах, где только что висели панно, отчетливо были видны сквозь пыль и паутину восьмиконечные кресты.

— Надо закрасить, — сказал Лорс.

Евген перекрестился и сказал, что быстро не управиться.

— В две кисти поработаем! — оборвал его Лорс. — Грунтовку можно закончить быстро.

— А шпаклевать? Голова!.. Трещины ведь останутся!

— Пусть… Взялись!

Первую покраску — грунтовку — завершили запоздно, уже при луне.

Наутро Лорс чуть свет прибежал посмотреть. Кресты были видны. Конечно, грунтовка и не могла их скрыть.

— Давайте красить, — заторопился Лорс.

— По мокрой грунтовке красить? — удивился Евген. — Краска пузыри пустит. Да и кисть не пойдет, прилипать будет.

Да, Евген прав. Но все погубила какая-то старушонка, гнавшая свою козу. Она полюбовалась сияющей стороной здания, а перед фасадом поморщилась, показывая на кресты:

— Краска-то прежде была поярче. Ишь пробилась. Натуральная! А теперь все химия кругом, одна химия… — и равнодушно пошла дальше, понукая козу.

— Ну, что же раздумываете? — услышал Лорс за своей спиной нетерпеливый голос. — Скорее закрашивайте!

Это был Тлин. Он шел на работу и остановился возле клуба.

— Может быть, незачем так спешить и портить фасад? — заикнулся было Лорс.

— Но вы видите, как реагирует население? Быстрей! Что топчетесь, быстрее закрашивайте!

…Теперь красили уже в четыре кисти: к Евгену и Лорсу подключились Петя и Вадуд. Красили весь день, всю ночь.

Еще не рассвело, когда кончили. Гасли последние звезды. Евген ушел домой, а у ребят не хватило сил. Они закутались в занавес сцены, снятый со шнура из-за побелки в зале, и уснули мертвецким сном…

Первым проснулся Лорс. Он с нехорошим предчувствием выбежал на крыльцо. Но все было в порядке! Кресты закрасились.