Оскар Хавкин - Моя Чалдонка

— Нина, — вкрадчиво заговорила она, — дай мне тетрадку, я на большой перемене спишу. Ты не бойся, я тихонько!

Так вот оно что! Нина остановилась, подогнула ногу, положила папку на колено и застывшими пальцами принялась развязывать тесемки:

— Ох, Тамара, словят тебя. Вот увидишь.

— Подумаешь! — ответила Бобылкова. — В первый раз, что ли? Не получать же мне двойку!

Тесемки никак не поддавались красным, обмороженным пальчикам. Тамара глядела на эти пальцы почти с ненавистью. Тихоня! Строит из себя, а сама, наверное, тоже…

— Будто ты не списываешь! — сказала она со злой усмешкой. — Уж не важничай.

— Я? А ты видела?

— Не видела, а все равно все знают, что ты у Володи списываешь.

— Ты врешь, врешь!

— Не вру! Володя сам говорил.

Володя? Нина снова завязала с трудом развязанные тесемки.

— Ну, и проси тогда у него, раз так. Иди проси! А я не дам!

— Жадина! — зло сказала Тамара. — Я тебе конфету дала… домой пригласила… и рубля не пожалела!

Нина разжала руки, и папка упала на землю.

— Ты что? — наступала она на Тамару. — Я не покупная! На́ тебе! На́ тебе!

Конфета в роскошной обертке, скомканный рубль полетели в лицо Тамаре. Сжатые красные кулачки подталкивали Тамару в бок. Тамара, подобрав конфету и деньги и придерживая шапочку, пустилась наутек.

Во дворе вокруг старой, скособоченной столярки шла целая карусель. Под завалившийся бок ветхого здания подвели торчком три бревна. Их связали дощатым сплошным настилом, и сейчас десятки школьников валили на этот настил землю. Лопаты только мелькали — казалось, с неба падает земляной дождь.

И Сеня был тут — в обгорелой телогрейке, с тяжелой землекопной лопатой в руках. Сеня носился от одного конца столярки до другого, и тяжелые пласты земли летели с его лопаты на дощатый настил.

— Так, еще черпачок… А ну еще! Эй, Коноплев, Сашок, поживей! Это тебе не рачков в Урюме ловить. Глядите, как Ерема ворочает, словно медведь-лесовик. Аж серу позабыл жевать. Эй, эй, ты, Сухоребрий, не так отчаянно — руки отмахаешь! Скоро наша столярка, как живая, зашевелится. Земля на бревна, как на рычаги, напрет, и домишко прямиком станет. Тогда мы под него новые балки и подведем. Ну и клуб будет у нас! Будет клуб, будет клуб, — пропел Сеня, — за билеты целый руб!

Лопаты мелькали еще быстрее; толща серой земли на настилах росла, уплотнялась, темнела.

Сеня подошел к Тоне, вытер рукавом телогрейки лицо.

— Вот увидишь, Тонечка, все будет хорошо.

— Насчет себя-то хоть подумал? — тихо спросила Тоня. — Где жить-то будете?

— А мы как-нибудь, — беспечно ответил Сеня и, увидев пробегавшую мимо Карякину, крикнул: — Эй, Нина, постой!

Нина остановилась было, но увидела Володю и, не ответив Чугунку, быстренько взбежала на школьное крыльцо…

Едва раздался звонок на большую перемену, у дверей бывшей гардеробной, где оборудовали буфет, выстроилась очередь. Помещение было небольшое — приходилось впускать школьников партиями.

У дверей дежурили семиклассники. Они сдерживали нетерпеливых малышей. Дима Пуртов, протолкавшись ближе к двери, бренчал серебром, но, сколько ни подсчитывал, рубля не набиралось. Он увидел медленно и важно шествовавшую Тамару Бобылкову:

— Бобылиха, дай двадцать копеек, до рубля не хватает.

Тамара, и так злая сегодня, совсем вышла из себя:

— Грубиян, вечно обзывает! И не дам, есть — и не дам.

— Я и знал, что не дашь. Задавишься, а не дашь. Ходишь бойко, а в дневнике…

— Двойка! — подсказал Веня.

— А вы… вы невежи! — не осталась в долгу Тамара. — А я… а я про вас что-то знаю! Да, знаю!

Дима хотел дать Тамаре тумака, но не успел: дверь растворилась, и пятиклассники с шумом и криком ринулись в буфет.

Школьники увидели столики, покрытые новой светло-зеленой клеенкой с цветастой каймой, деревянную стойку со стеклянной витриной под белыми занавесками, раздатчицу — семиклассницу Валю Басову — и Антонину Дмитриевну в белых халатах. Ребята невольно приумолкли и замедлили шаг. Их заинтересовала стойка и стеклянная витрина. Круглые стограммовые булочки с зеркально блестящей коричневой корочкой громоздились в больших фанерных ящиках. Булочки были разрезаны пополам, в середину вложен кусок холодного мяса. В стеклянных матовых блюдцах с высокими краями светился красной капустой и квадратиками свеклы винегрет. Строем стояли граненые стаканы с компотом. В желтом взваре, похожем чем-то на подводное царство, виднелись нежно-прозрачные ягоды абрикоса, круглые, с морщинистой кожей лепешки яблок, темные, как птичий глаз, шарики вишни.

Завтрак — булочка, винегрет, компот — стоил рубль.

— Дай мне, Валя, на восемьдесят копеек! — попросил Пуртов.

— Как же тебе сделать на восемьдесят? — ответила Валя. — Булочка с компотом стоит семьдесят копеек, булочка с винегретом — шестьдесят пять.

— Дай ему все… — вмешалась Антонина Дмитриевна, — он завтра принесет двадцать копеек.

Неся к столику свой завтрак, Дима смешно задвигал ушами, когда проходил мимо Бобылковой.

— Эх, Тамара Бобылкова, до чего ты бестолкова! — тихонько пропел он. Но на душе у него скребли кошки.

— Винегрет-то, смотрите, с постным маслом, — восторгался Веня, — а в компот даже лимон положен!

— Ребята, — шепнул Дима, — слышали, что Тамарка сказала? Что она про нас знает!

— Да ну, ерунда! — ответил Володя.

Он был очень расстроен: все думал о своей пропавшей тетради. К кому она могла попасть, к кому?

— У Нины новый бантик — васильковый, — громко сказала Маша. — Потрясающий! А сама ужас какая грустная вышла из класса, а потом почему-то вернулась.

Поставив стакан с компотом, Володя стремглав бросился из буфета — едва не сбил с ног Антонину Дмитриевну.

У двери класса стоял с красной нарукавной повязкой Ерема Любушкин. Он обхватил Володю своими лапами.

— Ерема, пусти, ну пусти, пожалуйста!

— В класс нельзя!

— А Нина там?

— Там. Она нездорова.

— Ерема, ну пусти: мне нужно ей сказать очень важное.

Любушкин оглянулся, быстро открыл дверь и втолкнул Володю в классную комнату.

Нина сидела за своей партой, хмурая, бледная, и старательно обвертывала в газету тетрадь по рисованию. Увидев Володю, она ниже склонила голову. Только васильковый бантик виднелся над партой.

— Нина, я тебя всюду ищу, — сказал мальчик. — Ты почему не завтракаешь?

Нина не ответила. Володя порылся в своей сумке, сел рядом. Правой рукой он придвинул к себе Нинину тетрадь, левой протянул ей рубль.

— Иди, Нина, позавтракай. Я тебе помогу — обложку пока разрисую, а потом мне надо тебе что-то сказать.

Нина вскочила на ноги, рванула к себе тетрадку:

— Помогу! Сама знаю, что хочешь сказать! «Не-по-нят-ли-вая!» Ты меня на смех подымаешь! Я не думала, что ты такой…