Оскар Хавкин - Моя Чалдонка

Володя остановился у высокой березки. От единого ствола, разделившись в метре от земли, шли рядышком два ствола потоньше.

— Вот рогатку бы такую большую сделать из этого дерева… — начал фантазировать Веня. — Да-алеко можно было бы камень закинуть.

— Ну да, прямо в немцев пулять, — посмеивался Дима.

— Эх, ребята, — сказал Володя, — до чего хороший наш Чугунок! Последней рубашки не пожалел!

Веня словно ждал этих слов:

— Любовь Васильевна даже заплакала, так, — чуть-чуть.

— А ты видел, что ли, как слезы катились? — попытался оборвать Дима.

— Видел! А Тамаркин отец что сказал? Говорит: «Мы про тебя, Сеня, во все газеты пропишем и портрет напечатаем».

Володя посмотрел на Диму.

— Ты слышал?

— Не говорил он этого, — с досадой сказал Дима. — Это уж Свист сочинять начинает.

— «Сочинять»! А полушубков сколько там было навалено? Не меньше ста штук. А валенок, рукавиц, варежек?

— А таких, как твои, собачьи, что у нас припрятаны, не было?

— Думаешь, я пожалел бы отдать, — обиделся Веня. — Думаешь, да?

— Рукавицы-то не твои, а дяди Яши. Узнает, уж ремня достанется!

Кто-то за спиной мальчиков громко высморкался.

— Эгей, ребятня! — окликнул их звучный голос. — Что это вы меня поминаете?

С двустволкой в руках из пролома в заплоте выглядывал дядя Яша.

— Что это вы осередь дороги стали? В школе не наговорились?

Старик бросил из-под своей войлочной шляпы острый охотничий взгляд на смущенные лица мальчиков.

— А я недоумеваю, кто это тут шебаршится. Чуть не пальнул!

— Дядь Яша, это мы, значит, — затараторил Веня, — это мы, значит, про теплые вещи, которые бойцам… И я… про ваши рукавицы собачьи рассказываю — под них чуть ли не вагон потребуется. Можно их сдать?

— Ужо дома поговорим… Козу-то поил?

— Кажется, поил… Ну да, когда в школу пошел.

Дядя Яша выбрался через пролом на дорогу:

— «Кажется»! Эх, хозяин! Вот гляньте, какую добычу несу.

Старик приподнял бечеву с подвешенной дичью — пестрыми рябчиками, черными длиннохвостыми тетерками, даурскими бородатыми куропатками.

— Вот сколько подмахнул! Тех вон, пестреньких, в брусничнике, вон того косача с мохнатыми лапками — в ельнике, а куропаточек — на жнивье, у подсобного. Целая стайка была, хотели овражком от меня уйти, да не вышло. Ну вот, дрова есть, можно теперь и похлебку варить. — Глаза у дяди Яши были хитрые-хитрые.

— Вот вам мой указ: чтобы в воскресенье вся дровяная команда была у меня. Посмотрите, какой дядя Яша повар!

Мальчики переминались с ноги на ногу.

— Что, или не глянется? Думаете, похлебка нехороша будет?

— Да нет, что вы, дядя Яша! — поспешно сказал Володя. — Спасибо!

— Пошли, Вениамин!

— Сейчас, дядя Яша. Вы идите, я догоню.

Ребята услышали, как застучала по мерзлой земле деревяшка старика. Все глуше, глуше…

— А вы говорили, достанется, — сказал Веня. — И не только рукавицы разрешит, и телогрейку, и унты… Вот увидите! И еще на обед пригласил.

— Ты насчет обеда погоди! Вещам-то в аммоналке ты, что ли, хозяин? — со злостью сказал Дима. — Вещи-то теперь наши, общие. Сообща решать надо.

— А я о чем думаю, — сказал Володя: — если всем классом собрать одежду, наверное, десять бойцов одеть можно.

— А может, и двадцать, — поддержал Веня. — Такую бы гору навалить, как в клубе.

— Это что же, опять откладывать? — сказал Дима. — Вы как хотите, а я не желаю! У меня вещи давно собраны. В праздники меня уж здесь не будет.

— Можно неделю-то подождать! А если всей школой соберем, это еще и не такая гора будет!

— Сдрейфил ты, Володька! — ехидно сказал Дима. Он обошел вокруг березы и посмотрел на товарища сквозь рогатку.

— Я? Сдрейфил? — вскипел Володя и сунул кулак меж стволами.

Пуртов успел отстраниться:

— Ну, размахнулся! Клещей захотел? Сейчас шею намну!

— Не намнешь!

— Ребята, что вы! — испугался Веня. — Перестаньте… Ой, что это там? — Он отскочил от заплота.

Из пролома в заборе раздался хриплый, протяжный вздох. Ребята замерли. Вздох повторился. Но никого видно не было.

Дима просунул голову в отверстие.

— Кто-то сидит на пне, — сообщил он, — не шевелится. Похрапывает.

Вслед за ним перебрался через пролом и Володя.

— Это же Ларион Андреевич! — Володя схватил Диму за руку. Он вспомнил утренний разговор по телефону. — Из Загочи вернулся.

Осмелев, приблизился и Веня:

— Смотри, ка-ак вскочит да ка-ак задаст!

Но учитель словно окаменел.

Дима осторожно, боком подошел к нему почти вплотную. Ларион Андреевич сидел, опустив голову. Шапки на нем не было; лохматые волосы были засыпаны мелкой, как песок, снежной крупой. Пузатая фляга в зеленом чехле, лежавшая у него на коленях, готова была свалиться на землю. Дима хотел поправить флягу и неожиданно для себя поднес ее к своему широкому носу, понюхал:

— Вино, что ли?

Веня проворно выхватил флягу, вылил себе на ладонь несколько капель, слизнул их, поперхнулся и вытаращил глаза:

— Ох, обжегся!

Володя хотел перехватить флягу, но вместо этого вышиб флягу из Вениных рук; она стукнулась о пень и плашмя легла на снег. Острый, въедливый запах наполнил воздух.

— Эх, ты, — с досадой сказал Веня, — это же спирт. Чистый! Им лечатся, на перевязки идет. Как бы нам пригодился!

— Ну и держал бы крепче!

Кайдалов поднял голову и обвел отпрянувших мальчиков мутным взором.

— Черти, чумазые черти! — пробормотал учитель. — Откуда вас принесло? — И он снова поник головой.

Было непривычно, странно-тревожно видеть сильного, громкоголосого учителя таким беспомощным и жалким.

— Сейчас увидит, что это мы, — сказал Веня. — Бежим!

— Как же так — бросить? — ответил Володя. — А если замерзнет?

Дима решительно надвинул на уши свою бескозырку, запахнул ватник.

— Бери, Володя, справа, а я с этой стороны. Знаешь как — под микитки.

С трудом приподняв грузного учителя, они просунули головы под его слоновые руки, пытаясь обхватить туловище.

— Суслик, сзади подпирай! — приказал Дима.

Сивер хлестко ударил им в грудь. Тысячами острых колючек налетели снежинки — они царапали лицо, руки, обжигали щеки, слепили. А со стороны могло показаться, что по Приисковой улице, петляя, бредет чудовище об одной голове и о восьми руках и ногах…

Время от времени Кайдалов, бормоча, начинал неведомо с кем непонятный разговор, затягивал песню.

— Не имеете права! Я все равно добьюсь!

Добьюсь! Все равно…

Мальчики с трудом довели Кайдалова до учительского дома. Пот катился с них градом. До сих пор все шло благополучно, но когда втаскивали Кайдалова на крыльцо веранды, он споткнулся и, увлекая за собой ребят, тяжело грохнулся на ступеньки.