Леонид Жариков - Повесть о суровом друге

Васька молча собирал в сумку куски макухи.

Дядя Митяй одернул гимнастерку:

- Прощевайте. Для связи теперь Ленька у нас.

Я услышал, как хлопнула дверь, я прижался к земле. Дядя Митяй, проходя мимо, чуть не наступил мне на руку. Они остановились с Васькой невдалеке, помолчали...

- Видишь, какое дело, Вася, - услышал я голос дяди Митяя. - При матери не хотелось говорить. Приказ этот... как бы тебе сказать... на смерть нужно решиться, но доставить. Две тысячи людей наших погибнут от рук белогвардейцев. Так что, если прохода нет, беги. Что будет, то будет, беги - и все. Людей мы обязаны спасти...

- Не бойся, дядя Митяй, я пройду...

- Тяжело тебя посылать, ты для меня вроде сына, - продолжал комиссар задумчиво. - Теперь ты большой и понимаешь: все живем для борьбы...

- Понимаю, дядя Митяй, - с волнением ответил Васька. - Ты не беспокойся, я где хочешь пройду!

- Ну прощай...

По улице удалялись шаги дяди Митяя. Они долго звучали в тишине, постепенно затихая.

- Вась, я здесь, Вася!

- Иди, куда сказано, я тогда свистну.

Я поднялся и, крадучись, вышел за калитку.

Мой пустой дом, заброшенный и печальный, смутно виднелся в темноте. Почему-то стало жалко покидать его.

На углу улицы я вошел в палисадник дома Витьки Доктора и лег между кустами сирени. Земля была теплая. Я лежал и слушал, как стучится в землю мое сердце...

В стороне послышались шаги и шуршание платья. Мимо прошел Васька с матерью: она провожала его.

Я слышал обрывок их разговора.

- Сыночек, - шептала тетя Матрена, - берегись, ради бога, и возвращайся скорее. А то как же нам без тебя?..

- Не печалься, мама, и не жди меня понапрасну. Может, я задержусь там, у своих, а вы с батей как-нибудь побудьте без меня. А потом я приду с Красной Армией...

Больше я ничего не слышал и потерял их во тьме. Я лежал не двигаясь. Потом тетя Матрена, возвращаясь, снова прошла мимо. Она крестилась и шептала: «Да будет воля твоя и царствие твое на земле...»

Когда шаги смолкли, невдалеке раздался свист. Я ответил. Васька подошел, сел рядом. Мы прислушались. Над степью стояла тишина. В городе внезапно, как дробь, простучали копыта казачьего разъезда, и снова стало тихо.

- Пойдем, - сказал Васька, вставая. - Надо проскочить незаметно. Если поймают, говори, что ты мой брат и мы идем к тете на рудник. А если не поверят и станут бить - нехай бьют, молчи! Теперь ты должен быть, как... он пошарил в траве и поднял камень, - как этот камень, видишь? Он не боится, и ты не бойся. Ну, будешь бояться?

- Нет.

- Пойди сам до водокачки.

Я нагнулся и поднял камень.

- Ты чего?

- Камень взял.

- Зачем?

- Вдруг собака встретится?

- Нет собак там, брось, - недовольно прошептал Васька.

Я бросил камень, и смелости во мне убавилось. Я вышел из палисадника, оглянулся по сторонам и с замиранием сердца пошел с горы. По бокам зияли черные ямы, и в каждой чудился шкуровец с выбитым зубом.

«Чего я боюсь? - мысленно спрашивал я себя и отвечал: - Ничего не боюсь. Здесь волков нету, а если встретится, я ему р-раз!..»

За водокачкой послышались голоса, и мне стало жутко. Я повернул было назад и столкнулся с Васькой. Он шел за мной.

- Давай говорить, будто мы ничего не знаем, - тихо подсказал Васька и весело заговорил: - Сейчас придем домой. Тетя Варя нам лепешек напечет. Ох и наедимся мы, правда?

- Ага! - ответил я так громко, что Васька толкнул меня в бок.

- Тише.

Стал накрапывать дождь. Над заводом в черном небе сверкали огненные сабли молний.

Шурша босыми ногами по траве, мы двигались почти на ощупь.

Вдруг во тьме кто-то зашевелился, послышался не то смех, не то пение. Потом удалось разобрать: кто-то негромко и гундосо бубнил себе под нос песенку:

Сама садик я садила,

Сама буду поливать...

Невдалеке раздались шаги, и грубый мужской голос спросил:

- Тимофей, ты куда махорку дел?

- В шинели махорка, - отозвался другой.

Минуту было тихо, лишь шуршала трава: кто-то прошел мимо, и мы услышали приглушенный разговор:

- У тебя тихо?

- Ничего не слыхать.

- Есаул не проверял?

- Нет еще.

Васька больно сжал мне локоть. Мы не дышали. Подождав минутку, Васька потянул меня за подол рубахи, и мы поползли.

Тишина была такой напряженной, точно все, что было в степи, прислушивалось к нам. И тогда неожиданно, как гром, прогремел в темноте испуганный голос:

- Стой, кто идет?

Мы не отвечали.

- Подымайся, стреляю.

- Это мы, - тихо сказал Васька, вставая.

Я увидел лохматую казачью папаху с белой кокардой.

- Кто такие, пропуск! - грозно спросил часовой, и сейчас же в стороне послышались легкие торопливые шаги.

- Куров, кто там?

- Пацаны, ваше благородие.

- Какие пацаны, откуда?

К нам бесшумно подошел офицер. В темноте я узнал фон Граффа.

- Мы к тете Варе на рудник, - пробормотал Васька. - Она больная лежит. Мы ей милостыню собирали.

- Какая тетя Варя? - выкрикнул офицер и приказал солдату: - Обыскать!

Солдат снял у Васьки суму и принялся шарить в ней.

- Куда идете? - спросил офицер.

- Я же говорю, на рудник к тете Варе. Мы братья-сироты, - жалобным голосом объяснял Васька.

- А вы знаете, что здесь позиция белой армии и ходить нельзя?

- Нет, - ответил Васька.

Солдат выпрямился и доложил:

- В сумке макуха, ваше благородие.

Офицер чем-то щелкнул, и яркий свет ослепил меня.

- Стоп, стоп... - проговорил фон Графф, присматриваясь к Ваське. Ну-ка, глянь сюда! - Офицер выпрямился. - Так-с... братья-сироты. К тете Варе... А не врешь, скотина? Я тебя где-то видел...

- Тетя больная, - доказывал Васька бедным голосом. - Мы ей макухи насобирали...

В ту же минуту невдалеке звякнули шпоры, и возле нас остановился еще кто-то.

- Что здесь происходит, господин есаул?

Фон Графф осветил фонариком подошедшего, и мы обмерли. Перед нами стоял Генька Шатохин, с саблей, в белых перчатках.

- К тете Варе на рудник идут, - объяснил фон Графф. - Да уж больно подозрительно.

Генька подошел к Ваське и поднял его голову за подбородок.

- Господин есаул! - испуганно вскричал кадет. - Это красные...

Кадет не успел договорить, Васька ударил его головой в живот, и он поскользнулся.

- Тикай! - крикнул мне Васька и метнулся в темноту.

Фон Графф схватил меня, но я рванулся изо всех сил.

- Огонь! - приказал офицер. - Стреляй!

Грянул выстрел. У меня похолодела спина. Я бежал за Васькой, перепрыгнул через какой-то ров, упал, снова поднялся. В это время за спиной холодно прозвучал второй выстрел, третий. Пуля пискнула над головой, а я все бежал, не видя, куда бегу и где Васька. Почему-то я слышал, как звенели в моем кармане гильзы от патронов.

Внезапно послышался всплеск. «Кальмиус», - мелькнуло у меня в голове, и я тут же провалился в холодную воду. Где-то позади грохотали выстрелы, слышался тяжелый топот ног. Страх толкал вперед.