Сергей Михальчук - Почтальон, шире шаг!

— Ты… Ты… живой? Ты не разбился?! — кричала она, хотя чего там было кричать — рядышком ведь…

Саша стоял, провалившись по колени в снег, и искал глазами свои лыжи. Одна торчит в сугробе неподалеку, а где же вторая? Ага, во-он куда закатилась! Чуть не к криничке…

— А ты? Откуда ты взялась? — наконец спросил он.

Лиза вытащила из сугроба его лыжу и обмела с нее рукавичкой снег.

— Я все видела, — сказала она. — Над тобой снежное облако стояло, так ты мчался. Во мне прямо обмерло все. И как ты только решился, отчаянная голова!..

— Решился… — счастливо улыбнулся Саша. — А знаешь… знаешь, как я трусил?! Ужас!.. Поджилки тряслись…

— Рассказывай, — недоверчиво протянула Лиза. — Я если трушу, так меня на эту гору на веревке не затащишь, а ты…

Но Саша уже не слушал ее. Он смотрел на вершину Корбутовой горы, с которой прямо к их ногам сбегали прерванные на площадке-трамплине две ровные ниточки-полоски — первая лыжня, проложенная в нынешнем году.

И эту лыжню проложил он.

Галя и Валя — сестры. Они очень похожи друг на дружку. Обе светловолосые, синеглазые. Обе немножечко курносые. И ростом почти одинаковы. Правда, Галя худощавая и подвижная, как капелька ртути, а Валя — толстушка. Она все делает спокойно, неторопливо.

Девочки не только одногодки, но и одноклассницы. Обе в пятом. А познакомились они только прошлым летом.

Сестры — и познакомились?! Да тут что-то, наверно, не так, скажете вы. Что-то тут напутано, так ведь не бывает.

А вот и бывает. Все правильно. Галя и Валя — сестры. Только не родные, а двоюродные. А вот их папы — дядя Микола и дядя Михась — родные братья. Дядя Микола работает в городе на заводе электросварщиком, а дядя Михась живет в деревне, он колхозный бригадир.

Еще весной Галина мама решила:

— Все. Нынешним летом ни в какие дома отдыха не едем. Поедем в Прилуки, к дяде Мише. Это же стыд и срам: каждый год нас приглашают, уговаривают приехать погостить, а мы уже лет десять выбраться никак не можем. Наверно, думают, что зазнались, обижаются. А как же там хорошо летом, Галка, если бы ты только знала! И лесок рядышком, и речка — рукой подать… Красота!

Почти целый месяц Галя с мамой гостили в деревне. Все эти дни сестрички были неразлучны. Вместе ходили в ягоды и в грибы, бегали на речку купаться, лакомились вишнями, ранними яблоками и грушами, которыми девочек угощали соседи, потому что свой сад у дяди Михася был еще молодой. Вместе Галя и Валя обычно и спали — в сарае, на сеновале, где все для Гали было так таинственно и необычно. А однажды, в сумерках, девочки даже вместе лазили в колхозный горох…

Правда, были у них иногда и размолвки. Гале не нравилось, что Валя всюду таскает за собой шестилетнего братика Алеську, за которым вечно нужен глаз да глаз. Невзлюбила она и Валину подружку Люсю — рыжую длинноногую девочку. Эта Люся, куда бы они ни пошли, всегда брала с собой какую-нибудь книгу и читала на ходу. А потом, в лесу или на лугу, забывала свою книгу, и всем приходилось возвращаться с полдороги, помогать искать потерю.

Чтобы угодить своей гостье, Валя иногда и Алеську дома одного оставляла, и от Люси соглашалась тихонько улизнуть…

И вот сейчас, в зимние каникулы, по приглашению Гали, тети Кати и дяди Миколы, Валя едет в город. Впервые в жизни едет в поезде. Одна.

Ну, положим, одна — да не одна. На соседней скамейке, у окна, напротив Вали, сидит-покачивается, зажав в зубах нераскуренную трубку, Адам Степанович, колхозный ветеринар. Он едет проведать свою младшую дочь Зосю, которая работает в Минске на часовом заводе. Под скамейкой у Адама Степановича — два огромных чемодана. А у Вали — только маленькая сумочка с деревенскими гостинцами: жареными семечками, орехами да отборными краснобокими яблоками. Яблоки перед самым отъездом Вале принесла Люся.

Если бы не Адам Степанович, вряд ли удалась бы эта новогодняя Валина поездка, хотя ждала ее девочка с нетерпением четыре с лишним месяца. Еще летом, когда тетя Катя и Галя уезжали из Прилук, они договорились с Валиными родителями, что в зимние каникулы Валя обязательно приедет к ним в город. Когда родители согласились отпустить Валю, Галя аж заплясала от радости.

— Я тебе все-все покажу! — повторяла она. — Все-все! И в кино сходим, и в театр, и в цирк… Ни на шаг не отойду от тебя, вот увидишь, всюду будем вместе.

И вот, когда до Нового года осталось всего несколько дней и Валя уже знала все свои отметки за первое полугодие — ни одной троечки! — она напомнила маме про ее обещание.

Мама только руками всплеснула.

— Да ты что, доченька! Что ты там будешь делать?! Еще под машину попадешь или заблудишься…

— Это же не в лесу, — усмехнулся папа.

— В нашем лесу она не заблудится, — сказала мама. — За это я спокойна. А вот в большом городе… Да что ж ты говоришь, Михась! Или ты не отец своему ребенку! Она ведь дальше райцентра никогда не бывала. Да и зима на дворе, шуточное ли дело…

— Ничего, не замерзнет, — ответил папа. — По столице походит, в цирке побывает, в музеях… — Помолчал, а затем тихонько, но так, что Валя все услышала, добавил: — Не нужно было обещать. А уж дала слово — держись…

Вечером, вернувшись с работы, папа протянул Вале маленький картонный прямоугольничек.

— Повезло тебе, держи билет. Завтра в Минск наш ветеринар Адам Степанович едет, согласился тебя захватить. Смотри, от него — ни на шаг. В городе дядя Микола встретит, я ему уже телеграмму послал. А до станции вас на председательской «Волге» подбросят…

И вот Валя едет.

Едет!

Кажется, и колеса поезда выстукивают на стыках: «Ед-ду-у! Ед-ду-у!»

В вагоне Валя всю дорогу не отходила от окна. Места возле Прилук холмистые, с небольшими лесами и перелесками. А когда поезд прогрохотал мимо пристанционных зданий, перед ее глазами открылся такой простор, что, казалось, ему и конца-края не будет. Мелькали телеграфные столбы, зелеными ручьями текли густо посаженные вдоль железнодорожного полотна елочки. За ними лежали ровные, как стол, накрытый хрустящей скатертью, заснеженные поля. И чем дальше они были от железной дороги, тем медленнее, неторопливей уплывали назад.

А затем начался лес. Но опять же совсем не такой, как возле Прилук. Там лес — невысокий ельник, островки ракит и крушины с зарослями малины и смородины, а здесь — высоченные медноствольные сосны подступают к самой насыпи, и поезд мчит, словно в рыжевато-зеленом туннеле. В вагоне аж потемнело, хотя на улице еще ярко светило солнце.

Время от времени мимо окна с грозным ревом и грохотом проносились встречные пассажирские и товарные поезда. От неожиданности Валя всякий раз отшатывалась, но тут же снова припадала к окну — старалась сосчитать вагоны или платформы, но каждый раз сбивалась со счета.