Жан-Филипп Арру-Виньо - Суп из золотых рыбок

— Эй, Касторы! Вы всё еще здесь? — нарушил тишину Жан А.

— Вам крупно повезло, ребятки! — раздался голос командира. — По телику начинается «Зорро», так что встретимся завтра. И уж тогда вам точно не поздоровится!

Жан А. икнул.

— «Зорро»? — повторил он.

— Ага, через пять минут, — крикнул командир, — и мы не хотим его пропустить.

— А у нас нет телевизора, — позеленел с досады Жан А.

— Серьезно? Нет телика? Ну вы даете, ребятки! — усмехнулся командир.

Жан А. был просто уничтожен. Когда мы жили в Шербуре, он не пропустил ни одной серии «Зорро», потому что после уроков сразу бежал к нашему соседу и, по совместительству, своему лучшему другу Стефану.

— Мы так не играем. Мы же только начали! — сказал я.

— Что поделать! Нам нужно идти. Пока, ребятки!

— Пока, редиска! — бросил Жан А. От обиды на нем лица не было.

Так мы выиграли нашу первую битву против Касторов.

Только и слышно было, как они улепетывают. А потом все стихло. Один Жан А. яростно дробил остатки боеприпасов.

— Найдешь себе нового лучшего друга, чтобы смотреть у него «Зорро», — успокаивал я брата.

Домой мы вернулись чернее тучи. Даже мысль о завтрашней схватке с Касторами не могла поднять нам настроение.

— Может, сыграем в «Монополию»? В карты? Могу дать почитать «Календарь школьника», если хочешь…

Жан А. только пожал плечами:

— Ничего не хочу, — и упал прямо в одежде на кровать. — Когда я вырасту, у меня будет свой магазин телевизоров. Буду целыми днями их смотреть, и никто мне ничего не скажет, потому что это будет мой магазин!

Теперь у нас есть соседка. Зовут ее мадам Шварценбаум, и наши участки разделяет изгородь из тростника. Тростник этот настолько старый, что напоминает высушенный китовый ус из океанографического музея.

— Ребята, помойте руки и причешитесь. Мы идем в гости, и вы должны произвести приятное впечатление.

А мы едва сели за настольную игру! Все начали возмущаться, кроме Жана В., который проигрывал и как раз должен был пропустить три хода.

— В приличном обществе принято так делать, когда переезжаешь на новое место, — добавила мама.

«Произвести приятное впечатление» — это, по маминому представлению, быть похожими на детишек со страниц модного каталога для всей семьи: там все гладко причесаны и улыбаются, словно ангелочки. Судя по фотографиям, они совершенно счастливы, что на них эти дурацкие, но при этом идеально выглаженные рубашечки.

— А я могу взять с собой пистолетик со стъелами? — спросил Жан Д.

— Об этом не может быть и речи, — сказала мама. — Надеюсь, вы будете вежливыми и тихими. Иначе пеняйте на себя!

Мадам Шварценбаум примерно столько же лет, сколько бабушке Жанет, и она просто обожает детей.

— Какая прекрасная семья! — воскликнула она, увидев нас, выстроившихся перед ее воротами в ряд, как шахматные фигуры. — И такие умненькие! Сразу видно! Как вас зовут, малыши?

— Братья Жаны, — с гордостью произнесла мама.

— Братья Заны? — повторила мадам Шварценбаум.

Мы переглянулись: неужели у нее тоже язык заплетается, как у нашего Жана Д.?

— Надеюсь, вы спокойно переносите шум, — продолжила мама. — Они у меня иногда буйные.

— Приглашаю вас на полдник, — сказала мадам Шварценбаум. — Я как раз приготовила кое-что вкусненькое. Ребятам точно понравится.

Похоже, мадам Шварценбаум не картавит: она просто глухая как пробка. Несмотря на мамины отговорки, мы все-таки прошли один за другим в дом, довольные, что не придется опять давиться сухим печеньем, которое мама покупает нам каждый день на полдник.

В гостиной висели часы с кукушкой, повсюду стояли фотографии в рамках и лежали салфеточки. Мы уселись за стол и тут же начали ерзать, как ужи на сковородке: от вязаных подушек на стульях страшно чесалась попа. Мадам Шварценбаум тем временем побежала на кухню.

— Как думаешь, можно ее попросить включить телевизор? — поинтересовался Жан А., с вожделением поглядывая в сторону огромного ящика в углу комнаты. — Как раз «Рин Тин Тин» идет…

— Кто посмеет заикнуться о телевизоре, будет мыть посуду до восемнадцати лет, — предупредила мама.

Мы мгновенно угомонились. К тому же мадам Шварценбаум уже принесла полдник…

И почему-то сразу захотелось маминого сухого печенья. Мадам Шварценбаум была родом из Эльзаса и испекла настоящий эльзасский пирог. Он был таким плотным, словно из пластилина. Она положила нам по огромному куску, и аппетит резко пропал. Но по маминому взгляду мы поняли, что если кто-то не доест свой кусок, он тут же отправится на перевоспитание в отряд «морских котиков».

Слава богу, мы могли пить лимонад, чтобы пища не застревала в горле.

— Это миндальный пирог, — с гордостью объявила мадам Шварценбаум. — Вам нравится, детишки?

— Просто превосходно, мадам Шварценберг, — выпалил Жан А.

— Баум, — поправила его мама.

— Восхитительно, мадам Шлагбаум, — добавил я, еле проглотив свой кусок.

— Шварц, — поправила мама меня.

— Мы такого вкусного пирога никогда не ели, мадам Шварценмух, — выдохнул Жан В.

— Шварценбаум! — взвыла мама.

— Просто супелпилозок, дамам Глюсенбаум, — пищал Жан Д., и на каждом выдохе у него изо рта летели крошки.

— Нет же, повторяю, Шварценбаум! — прошипела мама, испепеляя нас взглядом.

— Очень вкусно, мадам Шварценглоб, — воскликнул Жан Г. и незаметно выплюнул недожеванный пирог в носовой платочек.

На сей раз мама промолчала.

— Кому добавки? — спросила мадам Шварценбаум.

— О! Спасибо-спасибо, но мы и так отняли у вас уйму времени, — поспешила откланяться мама.

— Тогда я заверну вам по кусочку с собой! — настаивала мадам Шварценбаум. — У вас такие послушные детишки, что не грех их побаловать.

Наконец мы вышли с половиной торта в руках, чувствуя себя страусами, которые наглотались камней.

— Что на вас нашло, дети? — спросила мама, когда мы вернулись домой.

— Ты же сама просила нас вести себя прилично и произвести приятное впечатление на мадам Шварценшварц!

— Шварценбаум! — мама была в отчаянии. — Что, так тяжело запомнить фамилию?

— Она все равно глухая как пробка, — злорадствовал Жан А.

— Что ты сказал?

— Э-э-э… Она не очень хорошо слышит, по-моему, — нашелся Жан А.

— Так-то лучше, — вздохнула мама.

Похоже, нам все-таки удалось произвести приятное впечатление на мадам Шварценбаум, потому что с тех пор каждую субботу она приносила нам какой-нибудь пирог собственного приготовления. Правда, названия пирогов скорее напоминали ругательства или имена отрицательных героев из бельгийских комиксов: Апфельштрудель, Кугельхопф, Штолле… Стоит их только произнести, как в горле пересыхает, и пропадает голос.