Мария Майерова - Повесть о недовольном кролике

Петрушке сразу захотелось быть дроздом и сидеть высоко на ветке. И видно было бы ей далеко-далеко! Она бы все видела, и тогда ничего не случилось бы. И еще ей хочется полететь, присесть на дерево, на одно, на другое. А может, она спряталась бы под листок, и там никто ее не увидел. Она сидела бы там и распевала, как дрозд.

А пока Петрушка лежит на спине, раскинув руки и ноги. Теплый ветер гладит ей лоб и треплет золотистые волосы.

Так, лежа на спине, Петрушка замечает скворца. Скворец сидит на крыше своей скворечни и скрипит.

Сидит и оглядывается, воришка, где бы чего стащить.

Видит он Петрушку или нет? Но вот он ее заметил и начал во все горло орать:

Расправил крылья скворец, распушил свой коротенький хвост и уже сидит на траве и тащит из земли червя.

Петрушка даже привстала и села, чтобы видеть эту охоту скворца. Червяк привлек и скворчиху. Она слетела — и мигом к скворцу. Но черви только глубже зарылись в землю. Ведь они хорошо видели, как исчезла в брюшке у скворца их подруга.

Скворец со скворчихой прохаживались по траве маленькими шажками. И среди них смешно подпрыгивали воробьи. Уж они-то всегда слетаются туда, где кто-нибудь пирует.

Круглая дверь скворечника распахнута. Петрушка не отводит глаз от нее. Сколько раз она мечтала заглянуть в скворечник! Как все там устроено, в этом маленьком домишке?

Но пара скворцов старательно охраняла свое жилище. Ведь после зимнего отсутствия им пришлось отвоевать его у другой пары скворцов, решивших там поселиться. Скворцы тогда размахивали клювами, как саблями. Бились крыльями, сталкиваясь в воздухе.

Бой был жестокий.

Потом домик пришелся по вкусу воробьям. С этой мелочью скворцы разделались быстрей. Серые воробьиные перья кружили в воздухе, словно пух из перины. И крик стоял невыносимый.

Теперь скворцы чувствовали себя настоящими хозяевами. Никто из птиц больше не отваживался заглянуть в скворечник. А скворцы поспешно вили свое гнездо. С клювами, полными всяких мягких вещей, они исчезали в скворечнике и вылетали с пустыми.

Петрушка решила, что сегодня она наконец заглянет в скворечник. И не откладывая, пока скворец со скворчихой расхаживают по траве.

Только решила, как уже была там. Для этого она просто закрыла глаза. Многое Петрушка уже заранее представляла себе. И все же удивилась!

Скворечник оказался маленькой комнатой, и все ее убранство было праздничным, как в воскресенье. На столе блюдо калачей. Из ящичка радио звучала органная музыка, кроватки скворцов были устланы пушистым пухом. Между ними стояла белая коляска, полная яичек. Яички были аккуратно уложены, как камешки, положенные Петрушкой в почтовый ящик. И, разумеется, Петрушка погладила их. Яички были теплые, и в каждом тикало, как в часах. Тикало все громче и громче, казалось, что кто-то стучит в дверь.

И вдруг одно яичко лопнуло, за ним второе, третье, и не успела Петрушка опомниться, как коляска была полна широко раскрытых клювиков с желтыми полосками. Клювики были распахнуты так широко, что ничего, кроме них, Петрушка и не видела.

Скворчата кричали очень настойчиво, и Петрушка даже испугалась. Ей казалось, что птенцы заполнили всю эту чудесную комнату и от ее праздничного воскресного вида ничего не осталось.

Круглое окошко домика потемнело. Зашумели крылья. Заскрипели клювы старых скворцов. Скворцы возвращались домой.

Петрушка исчезла, как будто ее и не было. Ей вовсе не хотелось испытать на себе острые, как сабли, клювы скворцов, не хотелось, чтобы клочья ее юбки летали в воздухе, как воробьиные перья.

И смотрите! Петрушка уже как ни в чем не бывало лежит в траве. Но скворцы что-то заметили, потому что не сразу влетели в скворечню да и потом вскоре вылетели обратно, недовольно скрипя, словно плохо смазанные двери.

Наконец скворцы успокоились. Скворчиха исчезла в домике. Скворец уселся на жердочку и воинственно засвистел:

И, быстро повернувшись на жердочке, защелкал клювом и снова проскрипел:

«Скворчиха, знаешь, полетим дальше».

Взмыв вверх, он уселся на громоотводе. И там вновь завел свою длинную-предлинную песню. Ему тут же ответил другой скворец с громоотвода соседнего дома. Вместе с ними заголосил сидящий на фронтоне соседней дачи дрозд. Откуда-то с тополя к их песне присоединился четвертый, затем пятый, шестой певец… Самих певцов не было видно, лишь слышалось их пение.

Эти песни то затихали, то становились громче, сменяли друг друга, дополняли и все вместе создавали единый стройный хор. Он сливался с дыханием ветра, с шелестом листьев и голосистым пением других птиц. Музыка весеннего дня проникала всюду, и казалось, звучала во всем мире.

И вдруг в эту музыку что-то ворвалось. Какие-то посторонние звуки. И опять поющая тишина. Хруп-хруп! Снова тихо. И опять: хруп-хруп!

Петрушка перевернулась на живот, уперлась локтем в землю и стала смотреть, кто это хрустит.

Звуки шли от парника. Из салата.

Ну конечно, там сидел заяц. Это он грыз салатные листья: хруп-хруп! И хрустел капустной рассадой: хруп-хруп! А вот и молоденький листок брюквы попробовал: хруп-хруп! От листочка к листочку прыгал. Уперся передними лапками и притопнул задними, совсем тихонько. Слышали только личинки майских жуков да Петрушка, которая наблюдала за зайцем.

— Зайчик, — шепнула Петрушка, — ты чей? Наш? Иди сюда! Будь нашим гостем.

Она, конечно, шепнула это тихо, совсем неслышно. И снова внимательно стала следить за зверьком, смотреть, как он грызет листья салата, придерживая их передними лапками. Его сероватая шерстка мягко блестит, на концах ушей черная каемочка, карие глаза так и сверкают. Петрушке тоже захотелось иметь такие пуговки-глаза, такие смешные длинные уши и белый, торчащий, как перо, хвост.

Она так увлеклась, что не заметила второго зайчишку. Он вдруг появился откуда-то. И уселся недалеко от первого. И походил он на первого как две капли воды.

Его подвижная мордочка искала в траве клевер. Петрушка заметила длинные узкие зубы. Они жадно грызли листики клевера и травинки. Травинки исчезали молниеносно, словно их поглощал ткацкий станок.

Второй заяц заметил первого, увидел чужака, и, конечно, ему захотелось попробовать тот салат, что грыз другой. Наверняка та еда получше! И даже его нос, казалось, говорил об этом. Ведь многим кажется лучше то, что есть у другого.