Робин ЛаФевер - Теодосия и изумрудная скрижаль

Выслеживает меня, ищейка.

– Полагаю, это вас не касается.

– Вигмер дал мне задание, и я не намерен его провалить, независимо от того, что я о вас думаю, – холодно заметил Фагенбуш, пристально глядя мне в лицо. – Я должен передавать Вигмеру сообщения от вас и не позволю какой-то одиннадцатилетней девчонке испортить мою карьеру в Братстве. Вы меня поняли? Либо вы будете выполнять этот приказ Вигмера, либо нас обоих ждут неприятности.

– Ну, это мы еще посмотрим, – пробормотала я себе под нос.

– Что вы сказали, я не понял?

– Говорю, мою кошку вы не видели? Нигде не могу найти ее с самого утра.

Прежде, чем Фагенбуш успел что-нибудь ответить, до нас долетел громкий властный голос:

– Ну, где же эта девчонка?

Бабушка. Я редко бываю рада ее визитам, но сегодня она появилась на сцене как нельзя кстати. Фагенбуш одарил меня мрачным взглядом и неохотно поплелся к лестнице за следующим ящиком.

Тем временем бабушкин голос продолжал:

– Когда не нужно, она вечно вертится под ногами, а когда нужно, нигде ее не найдешь. С ней всегда так.

Тут меня посетила ужасная мысль – а что, если бабушка приехала не одна? Что, если она привезла с собой очередную гувернантку? Я уже подумала, не забиться ли мне куда-нибудь подальше, но бабушка уже вплыла в холл, таща за собой на буксире папу. Он выглядел совсем потерянным.

– Я не знаю, где она может быть, мама, – лепетал он на ходу. – Но если вы в следующий раз заблаговременно предупредите нас о своем приезде, мы обязательно позаботимся, чтобы она вышла поздороваться с вами.

Бабушка остановилась, осмотрела захламленный холл и заметила, поджимая губы:

– Послушай, Алистер, во что ты превратил свой музей? Это свинарник какой-то. Если уж ты взялся за эту работу, позаботься хотя бы, чтобы у тебя в музее было чисто.

– Мы готовим новую выставку, мама. Музей закрыт для посетителей, так что никто этого беспорядка не увидит. Кроме тех, кто приходит сюда без предупреждения, – намекнул он.

– Теодосия! Вот ты где, – увидела меня бабушка и поплыла в мою сторону. – Где ты пропадала? Мы здесь все перерыли, пока искали тебя.

– Я весь день была в подвале, составляла опись предметов, которые там хранятся, – невинно захлопала я глазами.

– В самом деле? – нахмурился папа. – Но именно в подвале я тебя прежде всего и искал.

– Ну… – протянула я. – Может быть, я в это время поднималась, чтобы сходить в туалет, и мы разминулись?

– Это неприлично так говорить! – пристукнула своей тростью бабушка.

– А как я должна сказать? Что была в клозете?

– Никак не должна говорить. О таких вещах вообще не упоминают в приличном обществе. А ведь ты всегда так нравилась Сопкоуту. Наверное, он думал, что у тебя и представления какие-то есть в голове, а не только ветер.

О, нет! Мне вовсе не улыбалось обсуждать с бабушкой адмирала Сопкоута! Она же была по-настоящему влюблена в этого проходимца, оказавшегося слугой Хаоса. И до сих пор думает, что он погиб как герой, хотя на самом деле адмирал просто сбежал вместе со своими дружками, Змеями Хаоса.

– Какие представления и о чем? – осторожно спросила я.

– Ну, что ж, – бодро заявил папа, потирая ладони. – Коль скоро она нашлась, я, пожалуй, отправлюсь к себе в мастерскую.

Струсил, папочка?

– Хорошо, иди, – отпустила его бабушка. – Я сама найду дорогу назад, когда закончу с Теодосией. Пойдем, девочка. Не будем задерживаться в этом хлеву. Пройдем в гостиную. У меня всего несколько минут, а потом я должна ехать в Адмиралтейство.

«Слава богу, это ненадолго», – подумала я и покорно поплелась вслед за бабушкой в гостиную, которая всегда служила нашей семье убежищем, где можно укрыться от вечно царящей в музее суматохи.

– Сядь, – сказала бабушка, когда мы пришли в гостиную, и сама опустилась на обитый красным бархатом стул.

Я присела на самый краешек своего стула. Почему мне всегда так неуютно в присутствии бабушки?

– Итак, – бабушка мельком взглянула на меня и тут же уставилась на стоящие на каминной полке часы. – Об адмирале Сопкоуте не поступало больше никаких известий?

– Мне очень жаль, бабушка, – пролепетала я.

– Да, да. Но тут уж ничего не поделаешь. Я решила сделать все возможное, чтобы по заслугам почтить его отвагу и патриотизм. Это самое маленькое, что я могу для него сделать, ты согласна?

– О, да, бабушка.

Она коротко кивнула, довольная тем, что в кои-то веки у нас с ней не возникло разногласий. Ах, если бы она только знала! Но я не могла, не имела права рассказать ей всю правду. А если бы и могла – сказала бы я ей все, что знаю? Вряд ли. Трудно даже вообразить, что стало бы с бабушкой, узнай она о том, что человек, которого она так любила, оказался врагом, предателем?

– И что вы решили? – спросила я.

Бабушка встала со стула, подошла к камину и торжественно объявила:

– Это будет нечто грандиозное, я полагаю. Похороны по высшему разряду. С большим духовым оркестром. Может быть, я добьюсь, чтобы произвели салют из орудий. Сорок один залп, как национальному герою. А разве Сопкоут не был таким героем?

– Но, бабушка… – начала я, но вовремя притормозила. – Многих героев хоронят и без орудийного салюта, разве не так? В противном случае, пушкам пришлось бы палить едва ли не каждый божий день. Наверное, существуют строгие правила насчет того, кого хоронить с такими почестями, а кого нет, как вы думаете?

– Ты говоришь точь-в-точь как те чиновники из Адмиралтейства, – хмуро покосилась на меня бабушка.

– Простите?

Бабушка вздохнула и снова повернулась лицом к камину.

– В Адмиралтействе разрешили – не без труда, надо заметить, – чтобы я организовала отпевание Сопкоута. Однако запретили проводить его в последний путь в Вестминстерском аббатстве и не позволили провезти его гроб по Лондону на орудийном лафете. Мне не понятно, почему они так уперлись, но я все равно не отступлюсь. Я не позволю им с таким пренебрежением отнестись к его памяти.

Не знаю, каким образом удалось бабушке добиться в Адмиралтействе разрешения провести торжественное отпевание Сопкоута. Очевидно, такое разрешение дал ей кто-то из тех, кому неизвестна истинная причина его исчезновения. Поскольку я дала себе слово обходиться с бабушкой как можно тактичнее, я осторожно заметила:

– Может быть, дело не в том, что кто-то недооценивает героический поступок адмирала, а в том, что отсутствует его… тело?

– В любом случае, это непростительно. Ну, ладно. Итак, я заказала гроб из красного дерева, обитый внутри шелком. Без кружев. Я решила, что кружева Сопкоут не одобрил бы. Медную табличку на гроб с именем адмирала, медные ручки. Покров на гробе тоже будет шелковый, а не бархатный – я подумала, что так будет правильнее, потому что на дворе уже весна. Ты согласна со мной?