Леонид Сергеев - Зоопарк в моей квартире

— А тут какой-то замызганный Артамон — и не замечает! — усмехается Лукьян. — Ясное дело, ей обидно.

Как-то Зина три дня не появлялась. «Наверно, в посёлке», — предположил Лукьян, но, опросив посельчан, выяснил — Зину не видели. А потом вдруг Лукьян заметил, что Фомка как-то странно себя ведёт: во время обеда схватит кусок хлеба со стола и летит к лесосеке.

Лукьян решил последить за ним, пошёл в сторону кустарника и увидел Фомку на опушке — он раскачивался на своих ходулях у края заброшенного пересохшего колодца.

Старик заглянул в колодец, а на дне… Зина жуёт черную корку. Увидела Лукьяна, залилась радостным лаем, запрыгала на скользкие, покрытые грибами, деревянные стенки.

Лукьян спустился на дно колодца, а когда выбрался с Зиной наружу, она стала ползать у его ног, лизать ботинки, и вся её сияющая морда так и говорила: «Ну и натерпелась я страху. Думала, уже не выбраться мне отсюда. Ладно хоть Фомка подкармливал…»

Однажды Зина ощенилась. У неё появилось шесть чёрных щенков. Лукьян сколотил конуру, настелил внутрь соломы, Зина перетаскала щенков в новое жилище и с того дня никого не подпускала к своему потомству.

Как-то к Лукьяну прикатил на «Москвиче» директор сыроварни Жора.

— Ну как продвигается строительство моей лодки? — спросил Лукьяна.

— Продвигается помаленьку, — поглаживая посудину, ответил старик. — Вот уже борта начал обшивать.

— Вижу, медленно продвигается, — определил Жора. — Плохо ты, дед Лукьян, организуешь рабочий день. Небось много времени в старице торчишь, рыбёшкой запасаешься или самогонку потягиваешь, а?..

— Всякое случается, — усмехнулся Лукьян.

— Через сколько думаешь закончить строительство? — обходя каркас лодки, прогундосил Жора.

Лукьян закурил папиросу.

— А кто знает? Может, через недельку, может, через две.

— Не годится. Во всём должна быть плановость. Даю тебе срок десять дней. В этот срок уложись как хочешь. Я уже пригласил на плавание кое-кого из района. Нужных людей, понимаешь? А ещё надо ставить дизель да обкатать лодку, так что поторопись.

Жора ещё раз обошёл двор и вдруг остановил взгляд на конуре, в которой дремала Зина со щенками.

— Что это у тебя, щенки? Сколько штук?

— Шесть.

— Дай одного.

— Сейчас нельзя, собака будет волноваться.

— Вроде крупные, — проговорил Жора, заглядывая в конуру. — Плохо, что чёрные. Черные животные болеют чаще, чем белые, — притягивают солнце… И для чего тебе, дед Лукьян, беспородные собаки?! Вон у моего знакомого в городе собака так собака. Английская. Колли. Слышал про такую? Щенков даёт десять штук в год. Каждый по сто рубликов. Соображаешь? Очень выгодная собака. Ну сожрёт она мяса на сотню — всё одно, за год себя оправдает… Только брехучая она… Эта твоя сука вроде лохматая. Ежели щенки будут большими, то одного пса на шапку хватит.

Лукьян отбросил окурок, взял ведро и спустился к реке, а когда вернулся, Жорин «Москвич» уже пылил в сторону посёлка. Только Зина вела себя как-то необычно: бегала по двору, тревожно поскуливала. Заглянул Лукьян в конуру, а одного щенка не хватает.

Через десять дней, когда Лукьян доделал лодку, на грузовике приехали рабочие сыроварни; погрузили лодку в кузов, передали старику деньги от Жоры (гораздо меньше, чем условились при договоре, — сказали «Жора позже ещё подкинет») и уехали.

Лукьян отправился в поселок; сделал в магазине кое-какие покупки и зашёл на почту, где устраивали посиделки любители побеседовать.

На почте от сведущих людей Лукьян узнал, что директор Жора держит щенка в сарае и не выгуливает; изредка немного даст поразмяться во дворе и снова запирает.

К осени трёх щенков Зины взяли односельчане, двое остались у старика. Лукьян заготавливал дрова на зиму, выкапывал и просушивал картошку, и щенки крутились около него, покусывали поленья, клубни — вроде бы помогали старику.

— Смышлёные чертенята, — усмехался Лукьян. — Все в мать.

Однажды зимой Лукьян направился в поселок за продуктами и куревом, за ним увязалась Зина. После магазина Лукьян, как обычно, заглянул на почту. Среди важных городских новостей и менее важных, поселковых, сведущие люди сообщили Лукьяну, что директор Жора отравил свою собаку. Никто не знал, кто сдирал с неё шкуру, но все в один голос утверждали, что скорняк в городе сшил Жоре отличную шапку.

Директор сыроварни оказался лёгок на помине — только Лукьян с Зиной отошли от почты — он идёт им навстречу; в распахнутом тулупе, в чёрной лохматой шапке.

— Привет, дед Лукьян! — Жора весело вскинул руку и, проходя мимо, бросил: — Лодка получилась неплохая. Мои друзья из района остались довольны. Жди ещё заказик.

Он уже отошёл, как вдруг, принюхавшись, Зина оскалилась, зарычала, шерсть на её загривке встала дыбом; внезапно она кинулась на директора и цапнула за ногу.

Жора заорал и, прихрамывая, побежал к почте. Зина снова бросилась на него — тихая, послушная собачонка точно взбесилась.

— Чья это тварь?! Заберите! — отбиваясь от собаки, вопил Жора.

Лукьян подошёл, сделал вид, что отгоняет Зину, но Жора заметил ухмылку на лице старика.

— Это твоя, дед, собака, я знаю! Ты мне за всё ответишь!

— Отвечу! Чего ж не ответить? Пошли, Зина!

Старик отмахнулся и зашагал в сторону дома.

Тот посёлок расположен у подножия гор, вершины которых теряются в дымке. К посёлку плотной массой подступают леса. До райцентра, где работает большинство посельчан, около пятидесяти километров, но дорога хорошая, усыпана щебёнкой и гравием. В ненастье над посёлком, зацепившись за горы, подолгу висят грузные облака, зато в солнечные дни меж домов тянет ветерок и остро пахнет хвоей.

Первым в посёлке появился Белый, молодой длинноногий пёс с ввалившимися боками. Он был белой масти, с жёлтой подпалиной на левом ухе, один глаз зеленовато-коричневый, другой — голубой, почти прозрачный. Эти разноцветные глаза придавали ему выражение какого-то целомудрия. Позднее, когда он прижился в поселке, все заметили его застенчивость в общении с людьми и робкое почтение в общении с местными собаками. Никто толком не знал, откуда он взялся. Одни говорили, прибежал из райцентра, другие — из соседнего посёлка, находящегося по ту сторону гор.

Первые дни Белый, словно загнанный отшельник, обитал на окраине посёлка, в кустах, только изредка вкрадчиво подходил к домам, жалобно скулил, несмело гавкал. Случалось, ему выносили объедки, но чаще прогоняли — у всех были свои собаки. С наступлением осенних холодов Белый облюбовал себе под конуру большой дощатый ящик около заброшенного склада. В этом ящике когда-то доставили в посёлок трансформатор, а потом за ненадобностью выбросили.