Леонид Моргун - Грис-космоплаватель

– Не хочу! Подавись своим яблоком! Ничего мне от вас не нужно!..

– Да тише ты! – зашипела она. – Не хочешь, ну и не надо, а кричать-то зачем? – и фыркнула: – Тоже мне – фактор!

– Сама ты фактор!

– Я не фактор, я княжна Отрада.

– Да уж, как же, княжна, – усмехнулся Грис. – Ты такая же княжна, как я папа римский. Ишь ведь выдумали, князьями да баронами друг дружку величать. А сказать кто вы на самом деле?

– Кто?

– Соплячье самое натуральное, вот кто! – Тоже мне, волшебники. Только вам взрослый дядька сверху пригрозил, как вы тут же в штаны наложили!

– А ты бы не наложил? – Отрада подошла к клетке и схватилась за прутья. – Если бы твой дом, твою страну враги начали бы распиливать лазерами и гразерами, забросали бы атомными бомбами, залили бы ядом, сожгли б весь воздух, испарили бы моря – ты бы не испугался?

– Тише ты, – Грис оглянулся, – своих разбудишь.

Это была последняя ночевка перед завтрашним прибытием в младенческий город Разлюляй. Девушки отдыхали возле догоравших костров. Их лошадки, стреноженные, бродили вокруг, тыкались мордами в кустарник. Повозки стояли поодаль. На крайней в покосившейся клетке и сидели Грис со Пшуком.

– Что разбужу, это мое дело, – отмахнулась девушка. – А ты ответь мне, ты бы не испугался пусть не за себя, но за родных своих и близких, не испугался бы?

– Разве здесь у вас есть родные и близкие? Вы же тут без отцов-матерей, как трава в поле растете.

– Глупый ты, – сказала Отрада. – Есть у них отцы, есть и матери. И любят они своих детей могучих до жути. Любят и бояться. А потому и скрываются от них, и служат им рабски… А ты говоришь, трава.

– Прости, я не знал.

– Да, пусть даже и как трава. Но и траве своего поля жалко. Вот и считай, что легче, поступиться одной травинкой или всему полю сгореть?

– Поступитесь одной – потребуют и других, – возразил Грис. – Увидят они, что вы их боитесь – всей силой навалятся! Как ты не понимаешь?

– Я-то понимаю. И лично мне вовсе не хочется отдавать тебя милитарийцам.

– Кому?

– Неужели ты не знаешь, что из-за тебя здесь собралась половина звездного флота Милитарии? – усмехнулась девушка. – Эх ты, а еще пират… звездоплаватель…

– Да никакой я не пират. Я, правда, познакомился с командором Вергойном…

– Ах, с этим кровожадным разбойником, – нахмурилась Отрада.

– Никакой он не разбойник, а смелый и благородный человек. Я, конечно не успел его хорошо узнать, но если он и в самом деле сражается против твоей Милитарии, то правильно и делает.

– А с чего ты взял, что она моя? – напряженным голосом спросила Отрада.

– Какое имеет значение, чья она? Они собрались убить меня без суда и следствия, как фашисты какие-нибудь!

– А вот и ошибаешься, – возразила девушка. – У них в отношении законности полный военный порядок, суд там процедура обязательная.

– А за что меня судить?

– Да хотя бы за этот катер, который ты разломал на кусочки. А ведь там были люди.

– Я же тебе объясняю, это вовсе не я, а Супербот мой сумасшедший. Клянусь тебе, сколько я ни читал фантастических романов, везде роботы с их электронными мозгами были самыми трезвыми и рассудительными созданиями. А мне попался какой-то псих, да вдобавок еще и поэт.

– А что это такое? – спросила она.

– Что? Псих?

– Нет, поэт? Поэт – это тот, кто сочиняет стихи.

– Что? Что это такое?

– Это… – Грис растерялся, до сих пор ему не приходилось объяснять, что такое поэзия ни себе, ни кому бы то ни было другому. – Это… ну, когда слова так по особенному складываются, чтобы красиво получалось. Ну, например, «я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем, но пусть она вас больше не тревожит, я не хочу печалить вас ничем…» – он осекся и взглянул на Отраду, которая, глядела на него, раскрыв рот от изумления.

– Это… это правда? – вспыхнув, прошептала она.

Гриса бросило в краску.

– Да нет же, это я так, к примеру. Это Пушкин написал, наш великий поэт.

– А еще что-нибудь он написал?

– Ну… «буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…» – затараторил он, отводя взор.

– А что такое «снежные»?

– Снег… это замерзшая вода, вернее нет, вода, когда замерзнет, становится льдом, а снежинки – это маленькие замерзшие дождинки, похожие на звездочки. Их выпадает много-много, и тогда они как будто застилают и землю, и дома, и деревья белым ковром.

– Правда?

– Конечно, правда.

– И все это бывает в твоем мире?

– Да, у нас на Земле этого добра хоть отбавляй. А разве здесь не бывает зимы?

– Не знаю, здесь всегда такая ровная и приятная погода. Но и она ведь порой надоедает. Как и все эти чудеса. Так хочется нормальной спокойной жизни.

– Мне тоже… – вздохнул Грис.

– И тебе уже совсем не хочется носиться по космосу, поднимать униженных, спасать погибающих, сражаться с врагами?

– Да ну их… – Грис махнул рукой и отвернулся. Какими глупыми и напыщенными казались ему теперь россказни о собственных мифических подвигах, которыми он еще недавно потчевал друзей, слушавших его с разинутыми ртами.

– Да, странно… – Отрада в задумчивости провела рукой по волосам и тогда только Грис увидел на ее лбу черный обруч. Угольно черный, будто сотканный из самой черной ночи. Ему показалось, что где-то там, в этой черноте сверкают отблески далеких звездочек.

– Что это у тебя? И это?.. – Грис указал на только что им замеченный пояс из точно такого же материала, будто перерезавший ее тело пополам. – И это? – на безымянном пальце ее левой руки он увидел точно такое же кольцо.

– Это?.. – она на мгновение задумалась. – Это – так, ничего. Ты ведь не витязь, правильно?

– Нет, конечно.

– Ты обычный мальчик из мира, в котором не бывает чудес. Тебе надо ходить в школу, прилежно учиться и помогать маме. Хочешь домой?

– Домой?! – Грис не верил собственным ушам.

– Да, к маме.

– Конечно хочу.

– Ну так я тебя выпущу.

– Давай, но… – он пожал плечами. – Куда же я от этих чародеев денусь? Они ведь меня в два счета найдут. Разве что попробовать в птицу превратиться и улететь?..

– Об этом и думать забудь! – воскликнула девушка. – Проще всего здесь во что-нибудь превратиться. Но потом ты вдруг забудешь, кем был раньше и так навеки и останешься птицей, деревом или камнем. Как ты думаешь, почему они не едят мясного, не рубят деревьев, не ломают камней. Да потому что боятся сделать больно своим родителям, которых сами же во все это превратили.

– Они? А ты? Ты разве не из их числа?

– Я? – Отрада покачала головой. – Если хочешь знать, я здесь тоже «фактор нестабильности», но только я смогла стать своей среди этих пигалиц. Я очень хотела бы тебе помочь, но для этого нам с тобой надо было бы как-то добраться до деда Мироведа.