Леонид Моргун - Грис-космоплаватель

– Глупости все это, – насупился князь. – Людям прилично ходить или ездить. А птицам… у них вся сила в крылья ушла, на голову ничего не осталось. Потому-то их, глупых, так просто поймать. А летучий ковер… Что ж, это можно попробовать, но дома. А здесь нельзя. Тут ничья земля, а значит нельзя просто так чудить. Это значит нарушить Закон.

– Опять Закон! Зачем он вам? Вон у нас на Земле сколько хочешь летает самолетов, и машины ездят, и поезда, и ракеты…

– Старики говорят, – вставил Добрин, – что в старину у нас тоже ракеты летали, но только они такую дыру в небе сделали, что Солнце всю траву и все леса повыжгло. Потому-то мы и свернули пространство вокруг планеты, чтобы ничто ее не могло покинуть.

– Но ведь вы можете сделать и так, чтобы ничто на нее не проникло извне, и тогда никакие звездолеты вам угрожать не смогут! – загорелся Грис. – Предложите это своим Младенцам.

– А как же тогда на планету будет проникать солнечный свет? – грустно усмехнулся Ставр. – Все возможные варианты защиты уже были проверены нами. Вплоть до зажжения своего, маленького солнца. Или нескольких солнц. Но ни одно из них не смогло заменить настоящее.

– И все равно, не понимаю, как можно в небе дырки делать? – буркнул Грис. – Небо – это же не крыша, а воздух, атмосфера, понимаете? – и в этот момент он вспомнил про то, что незадолго до своего отъезда читал про озоновую «дыру» над Антарктидой и не стал дальше просвещать своих спутников в физической географии, а прикусил язык. Он понял, что у детей-чудотворцев были очень серьезные основания избегать, как чудес технического прогресса, так и просто чудес.

Утром следующего дня, когда отряд только покинул свой бивак, кони (ставшие, впрочем, похожими на львов, на ночь глядя их фантазия разыгралась) насторожились, гривы их встали дыбом, хвосты хлестнули по бокам и они неспокойно заржали. Всадники встревожились, взяли оружие наизготовку.

Спустя некоторое время из-за холма показалась странная процессия. Впереди две крупные черные лошадки, весьма смирные на вид и ухоженные, с цветными лентами, вплетенными в гривы тащили огромную двухколесную арбу с колесами в два человеческих роста. На ней высился не менее громоздкий куб, затянутый тканью. За первой колымагой следовали пять или шесть размером поменьше, в которых ехали сопровождающие.

– Все в порядке, – сказал Ставр своим спутникам. – Это Власта. – и, подъехав поближе, крикнул: – Твори, княгиня!

– Твори и ты, князь, – ответила тощая конопатая девчонка с косичками, сидевшая во второй повозке. – На Сход собрался?

– Как и ты. Но что ты везешь с собой?

– Фактор нестабильности, – ответила девочка. – Нарушителя Закона. Пусть Младенцы решают, что с ним делать, а мы умаялись.

– Покажи, а?

Княгиня сделала знак свите. Девушки стянули покрывало. Под ним оказалась громоздкая деревянная клетка, на дне которой валялся весь измятый и грязный мешок…

– Пшук! Пшук, миленький! – воскликнул Грис, бросившись к клетке. – Как же это они тебя?

– Почему ты решила, что это фактор? – удивился Ставр. – Это же просто мешок.

– Не «просто», а летучий, болтающий, читающий мысли, да вдобавок еще и выпендривающийся, мол, во мне всякое такое лежит. Ну, мы его поймали, в клетку посадили и решили на Сход отвезли.

– А что же такое там лежит? Неужто не посмотрели?

– Да хотели посмотреть, но наша светлейшая с перепугу в него свои ночные страхи упрятала, а ей по ночам такое снится, что не приведи Дитя… Их и я не расколдую. Вот мы и решили его от греха подальше в Разлюляй свозить. Пусть Младенцы его расколдовывают.

– Пшук, добрый мой, старый дружище, – говорил между тем Грис, поглаживая мокрый и грязный бок своего верного спутника. – Видать, не сладко тебе пришлось.

– Да, куда уж хуже, – вздыхал Пшук. – Сперва они хотели мною вымыть полы. Потом, когда я начал возмущаться, решили было вышить цветными нитками. Конечно, это было бы красиво, но иголки меня очень щекотали. Я стал смеяться, и тогда меня захотели раскрыть, не взирая на мои призывы к их чести и порядочности. А они перепугались, и какая-то, самая маленькая паршивка запихала в меня такое… такое… такую гадость, что об этом даже вспомнить противно, а не то что таскать в себе. От нее у меня постоянные желудочные колики…

– Бедняга…

– Итак, это и есть второй фактор нестабильности, – заключила Власта, указав на Гриса.

– Да, к сожалению, – подтвердил Ставр.

– Так и думала, что это окажется какой-нибудь паршивый мальчишка!.. – зло сощурилась Власта.

– Знаешь что! – вспыхнул князь.

– Что? – холодно осведомилась княгиня.

В небесах грянул гром, земля задрожала, почву прорезала змеиная ломаная линия. Две молнии ударили рядом, два смерча двинулись друг на друга с разных сторон и, столкнувшись, бессильно опали.

– То-то же, – заключил князь.

– Вот именно, – подтвердила княгиня и, повернулась к Грису, сказала: – Езжай своей дорогой, малый, а у нас свой путь.

– Не покидай меня, друг! – зарыдал Пшук. – Ты – моя единственная защита! Знал бы ты, как они без тебя надо мной издевались…

– Я не брошу его! – воскликнул Грис. – Ни за что не брошу! Ну так полезай же к нему! – зло усмехнулась Власта.

Грис и опомниться не успел, как за ним захлопнулась тяжелая решетка.

– Ты что делаешь? – возмутился Ставр. – Выпусти его немедленно.

– И не подумаю, – жестко ответила девочка-княгиня. – Он сам напросился, пусть там и остается. Твори, князь! – и она со смешком хлопнула в ладоши.

– Ах ты… – Ставр не успел договорить. А дослушать его было некому. В тот же миг, как раздался хлопок, земля расступилась и поглотила колдунью и весь ее кортеж.

Спешившись, княжич Славен лег на землю и, приложив ухо, прислушался.

– Плывут, – сказал он спустя минуту. – Река там подземная, вот по ней и плывут. Почитай, раньше нашего прибудут.

– А еще чего слышно? – спросил Ставр.

– Чего? Хохочут они… Аж земля дрожит, как хохочут!..

– Эй, фактор, ты кушать хочешь?

Грис вздрогнул и обернулся. Перед клеткой стояла чумазая девица лет пятнадцати в затрапезном платьице, не достигавшем ее сбитых костлявых коленок, стояла и грызла яблоко. И от всего ее облика, от зеленых прищуренных глаз, от подбоченившейся ее фигуры исходило такое абсолютное пренебрежение и равнодушие, что мальчик сжал кулаки и закричал: