Магда Сабо - День рождения

В понедельник Цила и Миши уехали, и в доме стало тише. Но зато прибавилось и работы.

— Ну, что будем делать, дочка? — спросил отец. — Справишься? Завтра мне уже на работу.

— Конечно.

Голос ее звучал уверенно, но без тени хвастовства.

«Управлюсь, — думала она. — Только к вечеру страшно устану, потому что теперь мне придется одной управляться со всем, что раньше они делали вчетвером. Но ты, папа, не бойся, все будет в порядке: я буду вставать вместе с тобой и, надеюсь, все успею сделать. Все это ерунда, только бы мама поправилась поскорей».

Отец, словно угадав, о чем она думает, тоже заговорил о матери:

— Видишь, какая она. И сейчас страдает больше из-за того, что мы не победим в соревновании, чем из-за своей больной ноги. Но разве это самое главное?! Завтра, если комиссия по проверке придет в дом, объясни им, почему мы не смогли участвовать. Пусть не думают, что мы не хотели или еще что там…

Бори пообещала объяснить все комиссии и пошла в ванную достирывать белье. Но когда она закончила, спина ее уже ныла вовсю. «Это тоже не легкий хлеб, — подумала она и рассмеялась. — Ведь в самом деле смешно: собиралась замуж за Рудольфа, а не умею как следует выжать рубашку!» Она стояла внизу под бельевой веревкой, а ей на лоб, на смеющееся лицо, словно теплый дождь, падали капли воды, стекавшие с выстиранного белья.

В субботу Сильвия станет госпожой Галамбош. Но как она-то будет вести хозяйство, если она не умеет ни стряпать, ни стирать, ни ухаживать за больным — ничего того, что, например, приходится делать Циле? Конечно, супружество заключается не только в том, чтобы женщина день и ночь работала по хозяйству, как во времена наших бабушек. Теперь есть и столовые, и прачечные, и больницы, но ведь в семье всегда может кто-нибудь прихворнуть, и тогда ему нужно приготовить пищу полегче и повкуснее, а то и вообще столовая по каким-то причинам будет закрыта. А если кому-то срочно понадобится чистая рубашка? А когда родится ребенок?..

Бори все еще стояла под дождем капель, но улыбка уже сошла с ее лица. В субботу Сильвия станет госпожой Галамбош. Этого могло и не случиться, если бы она, Бори, несколько месяцев подряд не прятала бы письма в утробу орла и не носила бы Сильвии ответы на них; не натравливала бы Пишту на его мать и не стращала бы его тем, что если он не придет на свидание, то Сильвия покончит с собой… И как только она могла молоть такую чушь?

Настроение испортилось. Бори вытерла насухо пол в ванной и вернулась к отцу. Он читал юмористический журнал «Лудаш Мати» и время от времени улыбался. Тогда обычно незаметные морщинки в углах его глаз разбегались по всему лицу. Бори, стоя в двери ванной комнаты, смотрела на отца и думала, что, по сути дела, она ничегошеньки о нем не знает. Даже разглядывает его пристально, как Жана Марэ в кино, впервые в жизни. О ком угодно она знает, наверное, больше, чем об отце: о Бриджит Бардо, артисте Миклоше Габоре, о Пиште Галамбоше.

Стоило в класс прийти новой девочке, как они уже на первой перемене расспрашивали наперебой, кто такая, откуда взялась. До следующего звонка все самое важное о новенькой уже было известно. Но как познакомиться с человеком, которого, кажется, знаешь всю жизнь и, как видно, совсем не знаешь?

— Чего тебе? — подняв глаза на нее, спросил отец.

Бори, смутившись, покачала головой. Отец, вероятно, только посмеялся бы над ней, узнав, что за мысли у нее в голове. И Бори принялась наводить порядок в комнате. Потом, захватив с собой корзину, спустилась в подвал за дровами. Миши показал ей перед отъездом, как колоть дрова. Закончив работу, огляделась, взяла метлу и подмела подвал. Уже выходя на лестницу, столкнулась с отцом.

— А я было думал, ты сбежала, — улыбнулся отец. — Пошел на поиски: смотрю, целый час прошел, а тебя все нет. Дверные ручки драила?

— Нет, в подвале убирала.

Они вместе вернулись в квартиру. Бори мыла руки, а в ушах звучали отцовские слова: «Дверные ручки драила?» Так отец всегда спрашивает маму, когда она слишком долго наводит чистоту в доме.

«А я только в подвале убирала, — подумала Бори. — Только…»

А почему «только»? А если и окна вымыть, и лестницу, и выходящие во двор галереи на всех этажах вычистить, пороги и ступеньки, крышки мусорных ящиков, прачечную комнату и бомбоубежище, чердак, медные дверные ручки и перила лестниц? Словом, все как есть? Все?! А что, если попытаться ради мамы выиграть на этот раз соревнование?

— Я смотрю, ты здорово разгорячилась, — сказал отец, когда она вернулась из ванной. — Отдохни немножко.

Но Боришку разгорячила не работа, а волнение. Отец наверняка не разрешит ей затевать генеральную уборку в доме — ведь он уже и рукой махнул на соревнование. В разговоре с Цилой он так и сказал: «Ничего, выиграем в следующий раз, под четвертое апреля». Если сказать сейчас отцу о ее намерении самой сделать генеральную уборку, он либо запретит, сославшись на то, что это дело, заведомо бессмысленное, либо захочет сам помогать ей, о чем не может быть и речи. Во-первых, уборка — ее долг перед матерью, во-вторых, отец уже не молод, чтобы целый день водить троллейбус, а потом еще дома столько работать. Но разве обязательно говорить об этом отцу?

Боришке не впервой скрывать от родителей свои намерения и дела, совсем не похожие, правда, на ее сегодняшний замысел! Она, конечно, не рассказывала о том, что в то время, как весь класс поехал на экскурсию в Тату, они с Сильвией пошли в кино; не передала маме и то, что портниха сомневается, действительно ли юбку нужно кроить такой узкой и короткой… Даже о своем согласии работать летом она сказала отцу лишь тогда, когда убедилась, что он одобряет ее решение.

А сейчас ведь отец против того только, чтобы она работала днем, а насчет ночи он ничего не говорил. И в конце концов, разве она не имеет права пожертвовать частицей своего сна ради дорогого дела? Да можно и вообще одну ночь не поспать. Мысль делать уборку ночью была странной, но вполне реальной. Отец, закрывая вечером подъезд на ключ, сразу же ложился спать, жильцы редко возвращались домой поздно, особенно после того, как было общее собрание, да и нагулялись все вдоволь за праздники. Если ступать осторожно, можно неслышно выйти из квартиры — отец даже не услышит. Зато наутро вот удивится-то! Тем более, что в подвале осталось теперь только окна вымыть и навести порядок в общей прачечной и в убежище. А вот как быть с остальными помещениями? Ведь в доме еще столько всяких закутков! Но можно попытаться до утра со всем управиться. Удастся — хорошо, нет — тоже не большая беда. Самое трудное — мыть фасад дома. Мама это делает всегда с балкона Шольцев: тряпкой, намотанной на метлу с длинной ручкой, протирает каменные резные украшения и мемориальную доску. Все это может сделать и она, Бори: шольцевский балкон теперь принадлежит Рудольфу, а ключ от его квартиры у нее. Только как быть со светом? Но ничего, что-нибудь она придумает. К счастью, перед праздниками все жильцы сами вымыли окна, даже ауэровская приходящая прислуга: не хотели встречать жениха в квартире с грязными окнами.