Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4

Целую ночь я не мог уснуть.

Шутка ли, рано утром на машине поеду с отцом в самый дальний колхоз и пробуду там недели две, а то и больше!

Я так размечтался о поездке, что сон совсем не брал. А когда перевалило за полночь, начала болеть голова. Чтобы уснуть, я старался ни о чем не думать. Но и это не помогло. Разные мысли лезли в голову.

Я лег на левый бок, потом на правый, перевернулся на спину — еще хуже. И только когда положил подушку нагревшейся стороной вниз, стал забываться и, кажется, уснул. Это был очень чуткий и короткий сон.

Я услышал, как папа сбросил с себя одеяло; и не успел он еще коснуться ногами пола, я вскочил с постели и подбежал к нему:

— Уже поедем, да?

Отец удивленно взглянул на меня:

— Ложись спать, еще рано. Какой беспокойный человек!.. — Он покачал головой: — Всю ночь дежуришь?

— Нет. Уже выспался, — сказал я как можно бодрее, хотя в висках стучало и даже тошнило оттого, что я почти совсем не спал.

Когда мы вышли на улицу, рассвет еще только-только начинался.

Тишина стояла такая, какой я никогда не слышал: ни звука, ни шороха. Даже широкие листья на тополе, которые и в безветренную погоду шелестели, сейчас были совсем неподвижны. Звезды мерцали в высоком небе и, казалось, одна за другой гасли: с востока, где небо было матово-светлым, медленно наступал день.

Поеживаясь от предутренней прохлады, я рысцой бежал за отцом к гаражу. Там мы встретили шофера, который ходил вокруг машины и бил каблуками по упругим резиновым шинам — проверял, не спустила ли какая из них за ночь воздух.

Поздоровавшись с отцом, он кивнул на меня:

— Провожает?

— Нет, со мной. Солома есть в кузове?

— Есть! — весело сказал шофер. — Поедем, что ли? — и, не дожидаясь ответа, побежал в сторожку. Оттуда он вернулся с какой-то девушкой: — У меня тут есть пассажирка, — тоже в «Коммунар» едет, студентка, на каникулы к родителям…

— Что ж так поздно? — спросил папа.

— Я была на практике, — быстро ответила студентка и, словно боясь, что она нас стеснит, сказала: — садитесь с мальчиком в кабину…

Папа не дал ей договорить:

— О нет! Такого не будет: мы мужчины сознательные, — папа засмеялся. — Залезай, Сергей! — он подтолкнул меня к машине и помог забраться в кузов.

Свежая ржаная солома была душистой и жесткой. Я обмял ее ногами и сел рядом с отцом.

Качнувшись на ухабе, машина выехала со двора на дорогу и помчалась по степи.

Меня стало клонить ко сну. Я положил голову папе на колени, он прикрыл меня своим пиджаком, и я уснул.

Первое, что я увидел проснувшись, было восходящее солнце. Оно выползало из-за земли и вскоре, оторвавшись от нее, повисло в воздухе. Теплые лучи пригревали, и мне хотелось спать, спать…

— Ну, проснись же, сынок, — осторожно теребил папа, — уже приехали.

Я с трудом встал на ноги и спустился на землю.

— Не выспался? — спросил папа и, набросив мне на плечи свой пиджак, сказал: — Пойди за скирду, поспи.

— Да ну что вы! — запротестовала студентка. — Такое утро, а вы парня спать укладываете! Возьмите свой пиджак, — звонким голосом распорядилась она и сняла с меня папину одежду. — Сережа, за мной, догоняй!

Девушка побежала по притоптанному жнивью, я нехотя последовал за ней. Она то и дело, оглядываясь, поторапливала меня. Две длинные косы, которые лежали у нее вокруг головы, упали на спину. Иногда они подскакивали так высоко, что перекидывались через плечо на грудь. Девушка рукой отбрасывала их опять назад и кричала мне:

— Давай, Сережа, давай!

Возле бочки с водой она остановилась:

— На месте! Раз, два, три! Ре-же!

— Теперь умойся. Я открою бочку, а ты умывайся. Мы немножко: здесь вода на вес золота.

Когда мы вернулись к машине, я чувствовал себя совсем бодрым.

— Ну, как, проснулся? — встретил меня шофер. — Э, брат, Настя хоть кого разбудит, с нею не шути! — он повернулся к папе, пояснил: — Моя племянница!

— Вы на физкультурника учитесь? — поинтересовался папа.

— Нет, — засмеялась Настя и, ухватившись за борт, легко вскочила на колесо машины. Она взяла небольшой чемоданчик и, спрыгнув на землю, договорила: — На горного инженера. Ну, до свиданья! Спасибо, что довезли.

— Молотить приходите.

— Приду обязательно! — девушка помахала рукой и скрылась за скирдами.

На току было шумно. Молотилка стучала ситами, шуршала многочисленными ремнями, завывала от напряжения.

Самым интересным для меня была откатка соломы. Здесь, кстати, я нашел себе товарища — Ваню. Когда я увидел его впервые, меня поразил его нос: спекшаяся на солнце кожа кучерявилась и слезала с него, обнажая нежную красную кожицу.

— Больно? — спросил я у него.

— Чего больно? — не понял он.

— Нос обгорел, — больно?

Ваня посмотрел на меня и недоуменно хмыкнул. Мне стали неловко. Вообще он ко мне сначала отнесся как-то недружелюбно, посматривал с презрением. Но когда я ему объяснил, что я не просто какой-нибудь наблюдатель, а приехал молотить рожь с отцом и что тракторист — это и есть мой отец, Ваня сразу изменил свое отношение.

За Ваней была закреплена лошадь, с помощью которой он оттаскивал пустую волокушу со скирды к молотилке.

Сетка, как называл Ваня волокушу, была сделана из бревен и цепей. Когда на сетке вырастала целая гора обмолоченной соломы, к ней цепляли длинный трос и подавали команду погонщице волов:

— Давай!

Погонщица поднимала жующих жвачку волов. Они тащили огромную волокушу, которая постепенно соединялась концами, сжимала солому и медленно ползла сначала по жнивью, потом взбиралась на скирду.

Тут и начиналась Ванина работа. Скирдоправы освобождали один конец волокуши. Ваня подводил лошадь и за конец короткого троса стаскивал волокушу со скирды. Возле молотилки он освобождал лошадь, и она шла на свое место. В ожидании очередной волокуши Ласка от нечего делать хрустела овсом. А маленький ее жеребенок либо тоже кормился, либо, если было очень жарко, ложился в тень. Но чаще всего он бродил по току.

Это был очень любопытный жеребенок. Он подходил к работающим и смотрел, что они делают.

Шерсть на нем была серая и блестящая. На лбу — белая полоска, похожая на восклицательный знак. Ноги длинные, тонкие, упругие. Если кто приближался к нему, он подпрыгивал, словно мяч, и уносился к матери. Жеребенок был очень красивый, он-то и привел меня к Ване. Я хотел его приласкать, но он убежал. Я погнался за ним и наткнулся на Ваню.