Ярослав Свиридов - Шляпс!

И хотя катать Дениса на плечах папа отказался сразу, как только прочитал об этом силовом упражнении в тексте пьесы, совсем отвертеться от подъема живого груза он не мог. Подвешивание Буратино на крюк было главным спецэффектом спектакля. Специально для этого трюка Виктор Геннадьевич соорудил из двух ремней и железного кольца хитрую подпругу, которая сейчас обтягивала грудь и спину Дениса. Причем подрыгать ножками в воздухе Буратино должен был дважды. Второй раз он попадал на крюк, точнее — на сучок, когда его подвешивали на дерево Базилио и лиса Алиса. Но вешать Буратино (под покровом выключенного освещения на сцене) нужно было опять же папе. Он же должен был подтащить к крюку и само дерево.

— Давай минимизируем возможный вред моему хрупкому позвоночнику, — безапелляционно предложил папа. — На репетиции ты просто постоишь под крюком. Но мы будем считать, что ты висишь. А уж на спектакле, ладно, поподнимаю тебя.

На том и порешили.

— Дядя Леша!

— Папа!

Папа вздрогнул, выплюнул бороду и, топая ногами, вышел к столпившимся вокруг Буратино куклам.

— Дурацкая деревяшка! — проревел он, сам удивившись звериным звукам, раздавшимся изо рта. — Ты помешал моей замечательной комедии!

Текст оказался немного перевран, но в целом папа был доволен своей игрой.

Одинокие, но бурные аплодисменты Семена Семеновича возвестили о конце репетиции.

— Вы это сделали! — радостно заухал он с места во втором ряду, с которого вальяжно наблюдал за мучительным прогоном спектакля. — Теперь вам всего-то и осталось, что напрячься и сделать это еще раз!

Папа утер бородой потный лоб и сел на край сцены, свесив ноги.

— А вообще как это было со стороны?

— Сойдет для сельской местности. Если вас позовут туда с гастролями. Хе-хе!

— Совсем плохо, да?

— Да нормально! Ну, за исключением некоторых моментов.

— Ты про Артемонов?

— Да нет, с ними как раз все в ажуре.

— Вот и мне так кажется.

Когда репетиция добралась до момента первого появления пуделя, на сцену выскочили сразу два Артемона. Оба тащили стулья. Сережа волок обычный деревянный от парты, а Миша — вертящийся для пианино. По задумке, Артемон должен был принести стул из домика Мальвины, чтобы, ступив на него, подвешенный Буратино без посторонней помощи смог спуститься с дерева.

Братья достигли Буратино одновременно. Каждый подставил свой стул под одну из ног Дениса. Буратино не пошевелился, ожидая указаний режиссера. Ерохины обернулись и выжидательно посмотрели на папу. Папа устало махнул рукой:

— Чувствуйте себя как дома.

Услышав это пожелание, Миша тут же отвесил Сереже подзатыльник. Сережа прыгнул на Мишу, и братья покатились по сцене.

— Ура! — закричал Костик. — Собачьи бои! Ставлю на кучерявого!

— Прекратите! — скомандовал папа.

Ерохины с готовностью выпустили друг друга из стальных хваток и поднялись с пола.

— И что мне с вами делать? — спросил папа. — Я так понимаю, переговоры в кулуарах зашли в тупик.

Братья опустили глаза.

— Ладно. В общем, так. Властью, данной мне Виктором Геннадьевичем, разрешаю вам в репетиции участвовать обоим. Хотите — хором говорите, хотите — по очереди, мы потерпим, только ведите себя хорошо. В конце репетиции я выберу лучшего Артемона. И тогда — чур не обижаться! Идет?

Братья кивнули.

— Значит, договорились. Так, сейчас уносим вертящийся стул и продолжаем.

— Хе-хе. Воистину Соломоново решение! Дать шанс обоим! — одобрительно отозвался из зала Семен Семенович.

— Соломоновым решением было бы дать обоим ремня, — сказал папа, и его рука непроизвольно погладила торчащую из-за пояса плетку.

Но к папиному удивлению, когда братья Ерохины вышли на сцену, их было не узнать. Стоило одному начать реплику, второй ее подхватывал. А если даже они и говорили что-то разом, это выглядело очень естественно. «Такое ощущение, словно они знают друг друга всю жизнь!» — подумал папа, не подумав.

К концу репетиции папа пришел к выводу, что два Артемона если не лучше в два раза, чем один, то уж, во всяком случае, не хуже, и решил рискнуть — оставить в спектакле обоих.

Получив от Семена Семеновича подтверждение, что с Артемонами действительно все в порядке, папа встал и отправился за сцену обрадовать Ерохиных. Когда он скрылся за декорациями, дверь актового зала отворилась.

Это были Анна Степановна и мужчина в темных очках, спортивном пиджаке и джинсах.

— Я смотрю, тут у вас за 15 лет ничего не изменилось, всё по-старому, — сказал мужчина.

— Как это не изменилось! Как это по-старому! — в голосе Анны Степановны слышалась обида. — Шторы новые!

Мужчина снял очки, посмотрел на шторы, кивнул и снова спрятал глаза за темными стеклами.

Анна Степановна подошла к сцене. Проходя мимо Семена Семеновича, который сидел, развалившись на кресле и закинув ноги на первый ряд, она посмотрела на него так строго, что тот немедля выпрямился и принял позу, полагающуюся взрослому.

— Добренький денёчек! — сказал Семен Семенович.

В ответ директриса даже не кивнула.

— Виктор Геннадьевич! — Анна Степановна постучала ладонью по доскам сцены. — Покажитесь!

Из-за декораций выглянула Инна.

— Виктор Геннадьевич только что вышел!

Директриса неодобрительно поджала губы, как будто считала, что Виктор Геннадьевич сперва должен был отпроситься у нее. Она обернулась к своему спутнику:

— Увы, Ростислав.

— Борисович, — подсказал мужчина.

— Конечно! Так непривычно. Вот вы уже и Борисович! А ведь мы помним вас простым Ростиславом.

— Да я год всего тут у вас и проучился-то.

— Но мы помним!

Анна Степановна немного приукрашивала истинное положение вещей. Когда Ростислав Борисович обмолвился ей, что когда-то учился тут, она, естественно, радостно закивала, словно узнала его, но это было далеко не так. Вот уже полчаса Анна Степановна водила гостя по школе с экскурсией, надеясь исподволь выманить у него хоть какую-то дополнительную информацию о времени, проведенном в эти стенах. Однако Ростислав Борисович в основном молча кивал или отпускал короткие пренебрежительные замечания. Анна Степановна до сих пор не выяснила даже, кто был у него классным руководителем.

— Да, мы помним… — повторила Анна Степановна и устремила затуманенный дорогими сердцу воспоминаниями взгляд в дальний угол актового зала. «В РОНО обещали выделить денег на штукатурку зала еще осенью, а уже лето на носу», — думала она при этом.

Гулявший за сценой Сашка Пилишвили запутался в своих болотных сапогах и свалился прямо в центр кучки шушукавших на полу девочек-лягушек. Визг вернул директрису к действительности. Анна Степановна нахмурилась, но шум уже прекратился. Тычки же, которые сейчас получал от девчонок Сашка, были практически беззвучны.