Александра Бруштейн - Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник)

Никакие папины замечания и насмешки не достигают цели. Мама даже приглашает к Сенечке доктора Ковальского. Ведь папа, говорит она кротко, не специалист по детским болезням. Пусть Сенечку лечит специалист.

Кто обижен этим – просто кровно оскорблен! – это Юзефа. Она обижается за папу!

– Новая де́ла! – яростно ворчит она, натирая в комнате пол. – Не понимает уже наш пан доктор дети́нные хворобы. Не понимает, ха!.. А я вам скажу: он панские хворобы не понимает! Панская хвороба у Сенечки, вот что!

– Нет, Юзенька, – говорит Сенечка все таким же слабеньким голоском, – я больной. Сам папа говорит, что я – шельмец. Это очень опасная болезнь…

Замечательно, что Сенечка не врет, не притворяется. Он вообще очень правдивый мальчик. Но он мнительный. Ему передается мамина тревога. И он всерьез чувствует себя слабым и больным.

– Дай, мамочка, мне ту вазочку с буфета, я буду наливать в нее воду и выливать обратно, это будет очень смешно… – просит он все тем же «умирающим» голосом.

Конечно, мама спешит исполнить волю своего больного сынишки. И, конечно, через полчаса Сенечка нечаянно проливает всю воду из вазочки на свою подушку и одеяло.

– Хворый, хворый, а вещи портишь! – укоряет его Юзефа.

– Так мне ведь скучно, – оправдывается Сенечка.

Чтоб развеселить Сенечку, мама поет его любимую песенку:

– Мамочка, знаешь, чего бы я хотел? Чтоб ко мне пришел в гости Дарвалдай. Со своим колокольчиком. Я бы в этот колокольчик звонил…

Сенечка не понимает, что колокольчик – дар города Валдая, где такие колокольчики изготовляют. Он считает: живет где-то человек по имени Дарвалдай, у которого есть звонкий колокольчик!

Все эти разговоры я слушаю, как говорится, вполуха. Торопливо пообедав, я засела за чтение «Андрея Кожухова» – и все окружающее перестало существовать для меня…

Между тем в соседней комнате Сенечка, пользуясь своей болезнью, мучает и пиявит уже не маму, а дедушку.

Тот пришел проведать больного внука, а внук требует от него:

– Дедушка-а-а, расскажи что-нибудь…

– Что я могу тебе рассказать, несчастье ты мое? – удивляется дедушка.

– Ну, расскажи, что ты видел на улице, – подсказывает Сенечка.

– Мадам Пумпянскую я видел! В новом пальто! С каракулевым воротником… Тебе это интересно?

– Не-е-ет. А что ты читал в газетах, дедушка?

– Государь император принял итальянского посла маркиза де Монтебелло… Интересно тебе?

– Не-е-ет. Расскажи сказку, дедушка. Как жил-был царь.

Громко, страдальчески вздохнув, дедушка начинает:

– Жил-был царь…

– С царицей? – уточняет Сенечка.

– А на что ее, царицу? Без нее обойдемся!

– Нет! – сурово поправляет Сенечка. – Царь всегда живет-бывает с царицей. «Жили-были царь с царицей…» И у них всегда что-нибудь плохо. Например, детей нету или еще что-нибудь… Ты забыл это, дедушка?

– Верно. Забыл… – виновато говорит дедушка, который понятия не имеет ни о каких сказках и не умеет придумывать их. – Значит, жили-были царь с царицей. Сидят они, значит, у себя в столовой. И – совершенно верно! – они именно огорчаются: «Что за безобразие? Почему у всех людей есть дети, а у нас нету? Что, мы их прокормить не можем, что ли?»

– А как они одеты, царь с царицей?

– Ну, как одеты! Прилично одеты, конечно. Не хуже, чем мадам Пумпянская в ее новом пальто! Царь в крахмальной сорочке, с галстуком, при часах с золотой цепкой. Царица тоже – в новой шляпке…

– Нет! – неумолимо перебивает Сенечка. – У них на голове не шляпки, а золотые короны!

– Правильно, короны. Я забыл. Ну, сидят себе царь с царицей. И вдруг… – Дедушка мучительно старается придумать, что бы такое могло случиться «и вдруг». – И вдруг к ним во дворец вбегает…

– …лягушка? – Сенечка цепенеет от ужаса: он очень боится лягушек.

– Ну-у-у, лягушка! – пренебрежительно бросает дедушка. – Стоит ли быть царем, чтобы к тебе в комнату могла вползти всякая пакость!

– Так кто же к ним вбегает, дедушка?

Но дедушка уже окончательно иссяк: он больше не в состоянии придумать ничего сказочного.

– Кто к ним вбегает?.. – повторяет он. – А черт его знает, кто к ним вбегает! Слушай, мальчик. Давай я тебе лучше расскажу, как петух испортил яичницу, а?

– Это такая сказка про петуха? – недоверчиво спрашивает Сенечка.

– Что сказка! Это правда… Такой это, я тебе скажу, петух был! Я его на всю жизнь запомнил. Я тогда молодой был, железной дороги еще не было: ни рельсов, ни вагонов, ни паровозов – ничего! Поехал я в Ковно, как все тогда ездили, на лошадях. Остановился по дороге отдохнуть в какой-то деревне. Не то Григайцы деревню звали, не то Ланцуты – уж не помню. Устал я – трясся с утра на телеге, под дождем, промок до костей! Прихожу на постоялый двор. Дайте, говорю, поесть – я голодный, как зверь! А в хате этой постоялой – бедность, грязь. Тут и люди, тут и коза с козленком, и петух с курами – все вместе… И что бы ты думал? Нету, ничего у них нету! Чуть не заплакал я – голодный ведь… «Есть у нас, – вспоминает хозяйка, – пяток яиц, последние! Могу вам, пане, яичницу испекчи́». – «Пеки!» – говорю. Обрадовался, снял с себя все мокрое, повесил сушить. Жду этой яичницы, я тебе скажу, как не знаю какого счастья. Мою руки у рукомойника, даже запел от аппетита. И вот она стоит передо мной на сковородке, что твоя купчиха первой гильдии! Золотая, пузырится, ну прямо дышит! И…

– И?.. – повторяет Сенечка.

– И не досталась она мне, та яичница!

– Почему?

– Петух там вертелся, пропади он совсем! Большой, красивый такой, чисто офицер. Вскочил на стол – и плакала она, моя яичница!

– Петух скушал? – догадывается Сенечка.

– Не скушал – нагадил он в яичницу, вот что! Всю испаскудил, подлец петух! Так я и уехал голодный… Сенечка смеется. И мама, и сам дедушка тоже.

Но я слышу это из своей комнаты, как сквозь сон… То есть и смех, и разговоры доносятся до меня, да и историю с петухом и яичницей дедушка не раз мне рассказывал!.. Но тут – словно меня нет. Вместе с книгой «Андрей Кожухов» я улетела далеко – в Швейцарию!

Там, в Женеве, русский революционер Андрей Кожухов читает письмо, полученное от товарищей из Петербурга.

Что пишут ему товарищи? Из-за морозов погибли овечки… Сестра Катя вышла замуж… Очень несчастна… Отец в отчаянии. Его седые волосы…

Что за галиматья! Какие-то овечки, какая-то Катя, какой-то отец с его седыми волосами… Что все это означает?

Это – конспиративное письмо. Андрей Кожухов смазывает страницы кисточкой, пропитанной каким-то химическим составом. Тотчас же смываются и исчезают нелепые фразы письма; под ними обнаруживается другой текст. Но и его не так просто прочитать. Это не слова, а какие-то отдельные цифры, буквы – шифр! Опасаясь, как бы жандармы, в свою очередь, не додумались до химического состава, смывающего верхний слой письма, петербургские революционеры еще и зашифровали письмо. Несколько часов проводит Андрей Кожухов, расшифровывая письмо при помощи особого «ключа».