Сергей Григорьев - Белый враг

— Чего это, сон что ли? — спросил Линёк Репья, отводя глаза в сторону.

— Вот он белый враг-то! — закричал Репей, поглядывая кругом, — не сон, а сказка…

Вчера перед вагоном вечером торчали вверх прутьями кусты акации под серебристым инеем. Теперь каждый прутик стал стекловато-белым бревном толщиною в руку.

Одни прутья, сломанные тяжестью, висели вниз, другие склонились дугами к земле.

Вчера был около путей сквозной решетчатый железный семафорный сток с крылом. Теперь на его месте стоял в три раза толще сплошной, словно из сахара вылепленный, корявый ствол. Вершину семафора с крылом так облепило беловатым льдом, что нельзя было разобрать ни фонаря, ни блоков, ни цветных стекол, ни крыла, — все превратилось в безобразную белую шишку.

Телеграфные столбы, вчера чуть опушенные инеем, теперь были совсем белы и тоже вдвое толще, чем вчера. А провода провисли меж столбами белыми канатами толщиною в руку взрослого человека…

Колеса вагонов сплошными белыми кругами. Земля покрыта льдом.

— Гляди, Репей, как стрелочник идет:..

От станции к водяной колонке шел стрелочник, не подымая ног; он размахивал на каждом шаге небольшой охапкой дров, покачнулся и упал навзничь, обняв дрова. Попробовал встать, ноги разъехались, — он снова повалился. Дрова рассыпались. Мальчишки захохотали. Стрелочник бранился.

— Годите, хлопцы, зубы скалить. Берите по ведру — марш по воду к колонке, — сказал Старик…

Репеёк и Линь схватили по ведру и спрыгнули с вагона. Сначала им показалось весело скользить и падать, гремя ведрами, и шуткой добежать по ледяной коре до колонки за водой.

Но гололедица не то, что разом застывший за ночь зеркально пруд. Уж стрелочник добрался до облепленной снегом колонки, растопил под колонкой печурку, а мальчишкам было до колонки далеко, Легко катились сами ноги с горки вниз в канаву, но потом приходилось взбираться на обледенелую бровку, и, гремя ведрами, Репей с Линьком не раз упали и скатились вниз, прежде чем одолели, ползя на четвереньках, горку. Пока мальчишки добрались до колонки, она на их глазах похудела, — из сахарно-белой стала чугунно-черной.

Добравшись до колонки, мальчишки взмокли и тяжело дышали. Линёк нацедил воды. Репеёк медлил и думал:

— Ну-ка, посмотрю, как ты пойдешь.

Линёк ступил с ведром воды на гололедь и сделал несколько шагов.

— Ни в жизнь не дойти. — Не успел промолвить стрелочник этих слов, как Линёк взмахнул левой рукой и повалился на бок; уронив, пролил ведро. Стрелочник хохочет. Линёк встал, вернулся и снова нацедил ведро из крана.

— Ты этак, хлопчик, всю воду у меня выцедишь, — посмеивался стрелочник. — А ты что же, ну? — спросил он Репейка…

Вот что, дядя, мне воды не надо: ну-ка выдвини зольник…

— Эге же! Ты не дурень…

Стрелочник выдвинул из поддувала колонки коробку, полную горячею золой. Репеёк подставил ведро:

— Сыпь!

С ведром золы Репеёк ступил на лед, посыпав перед собой узенькой полоской.

За Репейком на зольную дорожку вступил с ведром воды Линёк. Так они и добрались до вагона, не упав ни разу.

Когда мальчишки вскипятили чайник, мужик в вязаном жилете достал из сумки большую темную кокурку, разломил ее пополам и дал Линьку, и Репью, примолвив:

— Снедайте на доброе здоровье. Я ж вижу, що ума у вас прибыло. У тебя батька дурь вечор вытряс, да из тебя добрый человек повыбил. Снедайте, дай вам, боже, що гоже, а що не гоже, того не дай, боже.

Стоило большого труда скатить с платформы фуры и двуколки, обмерзшие и примерзшие к платформе, погрузить в них инструменты, вещи и припасы… Репей с Линьком выгребли из вагонной печки золу и посыпали ее вокруг вагонов — стало легче ходить. Мужики привели лошадей из станционного сарая, где они стояли ночью, и запрягли. На прощанье наскоро надергали сена из стога и, провожаемые руганью начальника полустанка, тронулись в путь по обледенелой просеке. Лошади скользили некованными копытами и то и дело падали на колени, — их приходилось поднимать, вытягивать двуколки из рытвин заросших колей. Репья и Линька посадили было на двуколку, — но скоро они спрыгнули на землю и пошли, как все товарищи их, пешком — не потому, чтобы им стало стыдно, а застыли: ветер тянул пронзительный, а оба были одеты не тепло.

Глубже в лес — дорога лучше. На третьей версте от полустанка строители увидели на повороте просеки первый упавший столб. Под тяжестью гололеда оборвались провода по одну сторону столба, — пятивершковое [4] Пять вершков =22,2 см. его бревно надломилось в корне и свалилось в другую сторону. Канаты обмороженных проводов висели с соседних столбов белыми змеями.

Около упавшего столба строители раскинули палатку. Начались работы. Распоряжение перешло к Бехтееву, отцу Линька, а Старик работал наравне с другими. Бехтеев разделил рабочих на артели. Две артели по шли по линии в разных направлениях от упавшего столба с длинными шестами, околачивать с проводов наледь, чтобы облегчить их тягу на столбы. При этом некоторые провода рвались — но это-то и было нужно: так открывали ослабленный провод, который все равно упал бы потом от ветра, или при новом, даже не столь опасном натиске белого врага.

Другая артель должна была поставить новый столб. Вырыли яму, Выбрали сосну; спилили, повалили, отняли верхушку и лошадьми волоком подтащили к яме. Бехтеев со Стариком вывертывали из старого столба крючья с изоляторами, зачищали и скручивали концы оборванных проволок и оловом, растопленным в котелке на жаровне, лудили скрутки, чтобы место спая лучше проводило ток. Мальчишек отрядили в лес с мешками собирать сосновые шишки, — уголья все сожгли, а шишки горели в жаровне не хуже углей.

Репеёк и Линь с Балканом возвратились с полными мешками на спинах; они увидали, что новый столб обтесан, крючья с изоляторами ввернуты до отказа, — готовились к подъему. Мальчишкам велели варить кашицу на всех.

Мужики — все пятеро — разложили в сторонке от палатки большой костер и в него поставили, каждый для себя: три чайника и два котелка. Сами сидели вокруг на корточках, подправляли угольки каждый под свой чайник и тихонько ругали весь свет.

Столб сырой матерой сосны был неподъемно тяжел. Бехтеева считать не приходилось — он командовал. Старика все берегли. Поднимать столб приходилось Сверчку, Чорту Рыжему, Семену Бритому, да Семену с бородой. Пятеро и ничего бы — да ослаб народ. Репей и Линь варили кашицу.