Лев Разгон - Шестая станция

— Ну да, вот так и отдай свое! А нам, как затопят котельную, ни с чем, значит, оставаться!

Но его, крикуна, тотчас же обрывали:

— Засохни! Что ты, как полтавский куркуль какой! Или свою, екатеринославскую, республику сделаешь? У нас дела общие. И Ленин у нас общий. Ни московский, ни питерский, а общий! Понял?

Давали. Все, что могли, давали. Обходили закопченные склады и подбирали нужное железо — арматуру, швеллерные балки, рельсы, проволоку, тонкую, как струна, и толстую, в человеческий палец. И моторы дали. И цемент какой-то особый, что в воде должен лежать, и его дали. И вагоны помогли достать. А уж насчет погрузки этих вагонов — тут Саша Точилин доказал, что не зря его посылали волховстроевские комсомольцы!

Рабочие — те все, конечно, хотя и похожи друг на друга, а все-таки разные… А вот комсомольцы — они одинаковые! В этом Саша убедился сразу же, как приехал в Екатеринослав, как сбегал в губком и познакомился с заводскими ребятами! Они так же спорили и шумели, как комсомольцы в Ладоге или на Волхове. Пели те же песни, что и они, что и петроградские комсомольцы, разгружавшие баржи. Так же бросали все свои дела и дружно отправлялись грузить вагоны с железом на Волховскую стройку. Грузили весело, с песнями. И гармошка Саши пригодилась, и много новых песен выучился на ней играть Саша Точилин. И, когда через несколько лет на Волховском проспекте летним вечером будут раздаваться веселые украинские «Распрягайте, хлопцы, коней» и «Як була я ще маленька, колысала мэнэ ненька», никто уже не будет помнить, что их привез на берег Волхова Саша Точилин…

…Наверно, у нас на Волхове уже зима! И Волхов выше порогов стал, и снегу полно на улицах, и из множества труб на домах, бараках, землянках по утрам встают сотни дымных столбов… А здесь, на Украине, еще по-осеннему тепло и на погрузке вагонов ребята и девчата работают без пиджаков и фуфаек. Когда заканчивалась погрузка и составитель поезда начинал писать мелом на вагоне: «Станция Званка Северной ж.д., Волховстрою», Саша стоял рядом, и ему казалось, что он отправляет ребятам, стройке свое, Сашино, письмо… Его подмывало что-нибудь приписать к этим сухим, официальным словам… И однажды он не утерпел и на углу вагона, около буфера, быстренько нацарапал куском мела: «Привет, ребята, от екатеринославских комсомольцев! Саша». И Саше виделось, как прибывает этот вагон на Званку и приходят туда ребята из ячейки на разгрузку. Как Петька Столбов с треском отрывает пломбу на широкой двери вагона, как с визгом и криком устанавливают покати и тяжелый мотор начинает скользить вниз… Как хромой Гриша Варенцов бережно принимает этот мотор внизу, а в это время кто-то кричит: «Ребята, а тут привет написан от нашего Саши Точилина!..»

И все-таки дела были не так хороши, как хотелось. Компрессоров в Екатеринославе так и не нашли. А нужны были и компрессоры, а главное — нужны были понтоны для кессонных работ. В Екатеринославском губкоме волховстроевцы долго сидели и разыскивали следы этих самых понтонов. Оказывается, искать их надобно было там, где когда-то строились мосты, да так и остались недостроенными. На большом губкомовском столе лежала карта, вокруг нее столпились люди, они рассматривали ее, и звучали названия рек и мест, которые Саша еще помнил потому, что каких-нибудь два-три года назад про них говорилось в ежедневных военных сводках. Реки со странными названиями — Орель, Базавлук, Ингулец, Мокрая Сура… Станции, по-смешному называвшиеся — Зачепиловка, Перещипино…

След нашелся… Надобно было ехать на Черниговщину и там, на реке Десне, около города Остер, искать компрессоры и понтоны. Ехать туда было совсем не просто — пожалуй, труднее, чем из Петрограда в Екатеринослав. Правда, нм дали вагон — целую отдельную теплушку. И с ними поехали екатеринославские товарищи. И среди них не кто-нибудь, а водолаз… Водолаз был еще молодой парень, белобрысый, не похожий на чернявых украинцев. Его тоже звали Сашей, и, чтобы не путать с Сашей Точилиным, звали его Саша-водолаз. Из вагона Саша-водолаз почти не выходил: пли спал, приткнувшись к своему большому медному шлему, или же сидел около чугунной печурки и рассказывал необыкновенные байки про свои приключения на морском дне. На него нападали акулы, он боролся со спрутами, и утопленники хватались за него ледяными пальцами, когда Саша-водолаз пробирался по палубам затонувших кораблей… Очень скоро выяснилось, что Саша-водолаз никогда и не был на море и что опускался он под воду только в реках, при починке мостов, а все свои истории вычитал из книг. Но все равно — слушать его было интересно, и каждый вечер Саше-водолазу очищали место около печурки и говорили: «Давай, Саша! Про сокровища на затонувшем пароходе «Орел»!» И Саша-водолаз начинал жуткий рассказ про то, как он нашел несметные сокровища, охраняемые целым стадом морских чудовищ…

А теплушка больше стояла на станциях, чем двигалась по дороге. По многу часов Петр Куканов ругался со станционными начальниками, размахивал мандатами и грозил немедленно телеграфировать Орточека, самому Дзержинскому, а то и Ленину… Железнодорожники были до того усталы, что уже ничего не боялись, самого Дзержинского не боялись. Только когда Куканов, выбившись из сил, охрипнув, начинал тихо их спрашивать: «Ну чего мы Ленину, чего мы Владимиру Ильичу ответим? Ведь послал нас, понадеявшись на вас, товарищи, что поможете вы нам! Ну, станет Десна — значит, почитай, все пропало! Припухать нам до самой весны, а на стройке тысячи людей без дела будут стоять, понимаете вы это?!» — только тогда они начинали звонить по всем соседним станциям, ругаться по телефону с какими-то соседями, и, глядишь, через час-другой прицеплялся вагон к пассажирскому поезду.

Доехали-таки! Десна была куда поменьше и Невы, и Волхова, и Днепра. Ну, а все-таки была порядочная, а главное — опасная река. Глубокая, капризная, со множеством ям и круговоротов. Каменные опоры недостроенного моста, как островки, торчали из воды. На берегу в дощатом амбарчике стояли какие-то машины, и по радостному крику Гольдмана: «Вот они! Есть!» — Саша понял, что нашли компрессоры… И понтоны были где-то тут, под водой, затопленные…

Два дня возились с компрессорами. Разбирали и собирали, смазывали. Тут-то Саша Точилин доказал всем, что он не только умеет грузить и на гармошке играть. И что четвертый слесарный разряд не за гармошку дают. И что не зря возил он с собой особый, лучший инструмент. Саша отвертывал заржавевшие гайки, пилил, смазывал…

А тезка Точилина, Саша-водолаз, тоже доказал, что он не одни только байки умеет рассказывать. Он быстро собрал свое нехитрое водолазное хозяйство — воздушную помпу, шланги, грузила, неуклюжую резиновую одежду. Уже на другой день целая толпа людей, своих и местных, стояла на берегу и смотрела, как водолаз тихонько, как пловец, боящийся холодной воды, входит в Десну. А вода действительно была очень холодной, Саша Точилин ее попробовал не только рукой, но и разулся специально… Но Саша-водолаз был одет тепло и не боялся холода. С замиранием сердца Точилин смотрел, как ушел под воду красный медный шлем и только пузырьки воздуха бежали по реке, обозначая путь водолаза.