Сергей Григорьев - Мальчий бунт

— Справедливо, справедливо! — закивал головой Гаранин: — вот эти речи и слушать приятно. Атаман тоже, я посмотрел, — бойкий мальчик. Однако ведь это всегда было. Не за стыд скажу, вот Михаил Иваныч Дианов сидит: пришел он на фабрику Саввы мальчиком, а ныне всеми уважаемый директор и хозяйский компаньон. Так же и моего тятеньку папаша Тимофей Саввич заметил и отличал.

— А и бивал? — спросил художник — признавайся.

— Да, бывало. Не за вину, а за откровения, большею частью. Сделает ему неприятное откровение о фабрике — он и ударит. А потом сам спасибо говорит.

— А тебя Саввы сын не бьет за откровения?

— Тимофей Саввич меня ни разу пальцем не тронул. Вот вы говорите: талант, и таланты всякие бывают. Вы дивитесь, откуда на устах у мальчиков разбойные слова. Из нашей фабричной библиотеки. Для чего существует: вот, именно, для поднятия умственного уровня. Между прочими просвещенными журналами и «Вестник Европы» получается. Прошлой осенью спросил я один том, а библиотекарь мне: «Неужели и вы, Владимир Гаврилыч?» До прошлой осени том лежал на полке неприкосновенным и, естественно, покрылся духом плесени. А теперь и на полку не возвращается. В чем дело? Да в том, что там эти самые разбойные слова и пропечатаны. До того дошло, что мальчики рисковые слова оттуда перед нами в шайке разбойников играют. Почему же, Олимпиада Михайловна, так произошло, что книжка десять лет на полке лежала и никто не подозревал, какие в ней слова, вдруг с полки прыгнула и по рукам пошла?!

Планов, хотя вопрос не к нему обращался, спросил:

— Ты, наверно, знаешь почему?

— Потому что на фабрике такой талант появился, вернее, личность.

— Какая личность?

— Вредная.

— Вздор!

— Нет, не вздор. Отчего фабричные на язык дерзки стали? Отчего в кабаках полно? Отчего в браковочной шум? Почему расчетные книжки в лицо конторщикам швыряют? Кто расценок оспаривает? Когда это бывало, чтобы ткач, если его оштрафовали, требовал кусок: покажите ему, где «близна», есть ли «Б», почему записали «К», разве кромка нехороша? Где «забоина», где «недосека»? Почему «П», если «подплетен» нет?

— Вам это лучше знать, Владимир Гаврилыч, почему, — сказал механик Горячев.

— Понимаю, сударь, ваши намеки. Тимофей Саввич только штрафной книгой и интересуется, когда бывает на фабрике. «Мало, — говорит, — штрафуете, прогорю». Это верно. Однако и покрепче гайку завинчивали при их покойном папаше, а народ молчал. Почему?

Никто не ответил. Хозяйку вызвала, что-то пошептав ей на ухо, нянька. Когда хозяйка вернулась, Гаранин поднялся:

— Извините, у меня супруга нездорова.

— Как жаль, что вы уходите. Знаете, зачем меня звала няня? На Оленьку шайка эта очень повлияла. Плачет: «Зачем она утонула». Я говорю: «Она не утонула, а только так». — «Нет, я сама видела: она утонула, и пузыри пошли».

— Впечатлительность ангельского возраста. До свидания. Алексей Иваныч, я хочу сказать вам несколько слов приватно.

— Говорите, — тут все свои, — ответил Шорин.

— Нет, зачем же, это служебные дела. И так мы компанию расстроили серьезным разговором.

— Пойдемте в кабинет.

Они остановились в кабинете около рабочего стола. Гаранин заговорил тихо:

— Идучи к вам, я встретил одного человечка. В вашем корпусе седьмого ткачи бунт хотят сделать.

— Какой бунт? Они еще до Рождества стачку затевали, да раздумали.

— А теперь, видно, вновь надумывают. Сходки тайные идут по трактирам и в казармах.

— Почему же вы мне говорите? Это дело дирекции.

— Да-с? Я по человечеству вас предупреждаю. Очень сердятся на вас ткачи за ваши строгости. Что это, чертежик делаете? — Гаранин наклонился над рабочим столом мастера, — любопытно, в разных цветах, что это такое будет?

Шорин ответил неохотно:

— Это проект новой каретки к ткацкому станку.

— Любопытно! Что же будет делать эта машинка?

— Это автомат для смены челноков при обрыве утка, без останова.

Гаранин улыбнулся.

— Значит некоторых мальчиков «с костей долой». Так-так-так. Конечно, конечно. На фабрике только порча молодого поколенья происходит. В школу их для поднятия умственного уровня.

— Меня это мало занимает. Я знаю, что с этой кареткой миткаль пойдет чище, и станок при той же ширине с двухсот доведу до трехсот ударов.

— А хозяину и прибыль. Так-так-так. До свиданья. Полезное изобретение.

Проводив Гаранина, Шорин вернулся к гостям. Жена увидела, что он расстроен.

— Наверное что-нибудь нехорошее сказал?

— Зачем вы, Алексей Иванович, вводите в наше общество этого фискала, — сказал механик Горячев — ведь, все, что мы говорили, будет известно Тимофею Саввичу?

Шорин угрюмо усмехнулся:

— Это лучше: пусть слушает сам, чем через десятые руки. Еще присочинит… Он после своего отца наследовал и должность расчетного конторщика и более важную обязанность докладывать о настроении умов… на фабрике…

— Что же он вам сказал?

— Он говорит, что стачка будет. Седьмого. И начнется с моего корпуса.

— Ну, если Гаранин говорит, — верно: тоже талант в своем роде. А на кого он еще тут намекал?

— Да появился у нас ткач один новый: книголюб и большой забавник.

Видя, что хозяин огорчен, гости поднялись уходить.

Шайка разбойников работала последний день. Обошли чуть не все казармы и у Викулы, и у Саввы, заглянули даже в трактир на Песках, но там не до «шайки разбойников»: все столы заняты ткачами и у стойки, и меж столов, и на лестницах народ, и на улице народ — шумят, говорят, песни поют. На улицах шайке то и дело встречались ряженые — подбежит и хрюкнет страшная свиная рожа или гавкнет чорт с рогами, или медведь заревет…

У атамана шайки — Шпрынки в кармане гремят медяки и серебро — давали, где гривенник, где пяточок, а то и семишник на всю шайку. Посчитали: рубль семь гривен…

— Что же, будем по рукам делить или в трактир пойдем чай пить, машину слушать? — спросил атаман под конец.

— Баранков надо купить, — посоветовал Приклей.

— Мало тебе пряников надавали.

— А как же в музей-то ты обещал — уж обещал, так пойдем, — упрашивала Танюша — уж мне хоть бы одним глазком взглянуть на Елену Прекрасную…

— Ну, что ж, ребята, в музей, так в музей!.. Вали.

Шайка разбойников двинулась к вокзалу. На площади у вокзала построен крытый парусиной балаган и расклеены кругом афиши:

— «Новость! Новость! Новость! Орехово-Зуево. С дозволения начальства в первый раз в здешнем городе. Только с 1-го января по 6-е января 1885 года Всемирный музей заграничных восковых фигур . Дышат, двигаются, шевелятся, смотрят — только не говорят. Чудо техники. Адская машина, которой был взорван в Америке пароход. Боа-констриктор из бразильских лесов — живая змея — длиною десять сажен, проглатывает живую козу. И множество других новинок и изобретений. Вход в музей 30 коп. — дети платят половину. Спешите убедиться. С почтением к посетителям музея. — Дирекция: мадам Жаннет».