Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

«Надо же, как здорово, — подумала она. — Чего я раньше тут не ходила?»

Неожиданно они вынырнули на большую улицу. Машка уверенно толкнула дверь подвальчика «Русский квас».

— Ты чего?

— Надо…

Потом они снова углубились в лабиринт дворов, и вот наконец расступились последние два дома, отстало последнее дерево, они оказались на набережной. Машины ревели бесконечным конвейером — чуть ли не таким же широким, как сама река. Но конечно, не таким.

Доверившись везению, они перебежали на ту сторону. По гранитным ступенькам спустились к самой воде… Нет ничего опаснее сидеть на холодном камне, но нет ничего чудеснее сидеть на камне тёплом!

Они сейчас находились почти напротив Киевского вокзала. Кто не москвич, я скажу: это старинное (а может, лучше оказать старое) здание, немного напоминающее замок. И там есть башня, а на башне часы. В тот момент, когда две девочки уселись на тёплом граните, стрелки, каждая из которых по величине и весу была сравнима с железнодорожным рельсом, подползли к четверти шестого. Часы очнулись и заиграли неторопливую мелодию — какую-то без начала, без конца, как это всегда бывает у башенных часов.

Звук легко перелетал к Маше и Стелле по гладкой воде, словно по катку. И тут Машка сказала:

— Вот теперь плачь спокойно. Сколько хочешь!

Это оказалось так неожиданно и так — слава богу! — некстати, что Стелла невольно улыбнулась.

Маша покачала головой, словно осуждая подругу за легкомыслие. Сама она была очень серьёзна… И, преисполненная этой серьёзностью, Маша сняла с плеча сумку, на которой хотя и было написано: «джинс», «супер», «хаки» и тому подобное, но сумочка-то была наша — из тех, что продают в подземных переходах разные подозрительные тётеньки. У Машки, кстати, вообще не было дорогих вещей, «фирмы́».

И вот она раскрыла свою сумку и вытащила — Стелла почувствовала, что краснеет, — бутылку пива и сигареты!

— Ма-аш?..

— А вот и «Русский квас» — поняла теперь? — посмотрела в Стеллины испуганные глаза: — Да ладно! Прекрати ты…

— Как же тебе продали?

— Очень просто. — Маша потянула за целлофановый хвостик, раскрыла сигареты. — Мальчишкам бы не продали, а нам — всегда пожалуйста… Никто же не думает, что я для себя! — Она вынула сигарету, чиркнула спичку и тут же бросила её в воду. Заключила опытным голосом: — Года через три и девчонкам не будут продавать.

— Ты разве куришь, Маш? — Про пиво она не решалась и спрашивать.

— Да… просто так. В детдоме курила с подружками, а здесь… — Она опять зажгла спичку и опять бросила её в воду. Прежняя спичка уже успела уплыть примерно на метр. — Ну ты что, Романова? Пива с сигаретами не видала? Чего боишься-то? Захотим — выпьем, не захотим — выльем. Ну давай, рассказывай.

А Стелла никак в себя не могла прийти. И молчала.

— Ты перестанешь, нет?! — Машка это спросила так строго, как взрослая. Даже как старушка. — Ну… на-на, успокойся! — Она чиркнула третью спичку и теперь действительно прикурила.

С огромным удивлением Стелла увидела, как изо рта у её подруги выходит синий дым. Машка словно поняла, что так изумляет Стеллу.

— А? Похожа я на Змея Горыныча? — и улыбнулась.

Стелла думала, что Машка сейчас закашляется. Но Машка не кашляла. Наверно, извела на эту тренировку не одну пачку сигарет.

Какое-то время они молчали. Причём Машка сидела спокойно, дымила. А Стелле не сиделось! Так и думала, что сейчас кто-то их увидит и окликнет грозным окликом. Машка наконец пожалела её. Усмехнувшись, бросила окурок в воду — догонять уже пропавшие за горизонтом спички.

— Ну говоришь ты или нет?

— Говорю…

И с удивлением заметила, что ей как бы нечего говорить. «Наш отец уехал… в командировку». А больше — что ещё? Про всю семью рассказывать? Не расскажешь.

— Я, Маш, не знаю…

Машка не обиделась, не разозлилась:

— Да как хочешь, Стел. Потом расскажешь.

Часы опять сыграли свою песню без начала и конца — теперь в честь половины шестого. Были ещё не сумерки, но уже на той поре, и становилось прохладно.

— А я тебе расскажу! — Это Маша произнесла вдруг с особым ударением. — Я тебе, Стелка, доверяю, имей в виду!

Стелла не знала, то ли ей кивнуть, то ли пожать плечами…

— Я тебе, помнишь, говорила, что я попала сюда случайно, в этот детский дом, из которого меня мама взяла… помнишь? А раньше я была под Псковом.

— Да-а? — беззаботно обрадовалась Стелла. — А где? — Когда-то она провела в тех краях лето.

— Ну неважно…

И Стелла поняла, что у Машки есть причины скрывать точное место. Так оно и случилось.

— У нас есть ребята, понимаешь, у которых родители живы. А у меня умерли — это точно, — она всё выговорила спокойно, как давным-давно известное. — Но знаешь, так иногда бывает даже лучше… Если живы, никто тебя взять не может и никогда не возьмут. А таких, как я, могут.

Незнакомым, почти непостижимым и очень грустным повеяло на Стеллу от этих слов.

— И меня на самом деле взяли! Вот видишь, как бывает, Романова. А у другого, допустим, живы, да от них толку нет, поняла теперь?.. Я тогда училась в четвёртом классе.

Она посмотрела в гладкую воду. Там уже стояло в полном отражении огней строгое здание Киевского вокзала. Потом какая-то поздняя баржа прошла, вдребезги ломая всю картину.

— И что, Маш?

— Сейчас расскажу… И вот меня взяли, Стел. Не эта мама, у которой я сейчас, а другая… Я её, Стел, никогда не забуду. Я её, думала, до того люблю, что сильней вообще не бывает. Как Ромео и Джульетта — она мне так и сказала… ну, шутила, конечно. Я её всегда ждала, я её отовсюду встречала. Ты не представляешь!

— Там очень плохо, да?.. В детском доме?

Маша удивлённо посмотрела на неё:

— Да нет, Романова, ты не понимаешь. Там нормально. Но вот дело в том… ты как будто всю жизнь в школе. Уроки прошли, а ты осталась — такой продлённый день на всю жизнь. Спать легла, а кругом школа. Наутро проснулась — ты опять в школе… А домой-то хочется! Даже кто вообще никогда дома не был — ну, как я раньше, — всё равно знаешь, как хочется!

— А я думала, Маш, ты школу любишь. Ты там такая… ну… как рыба в воде.

— А я её и люблю! — кивнула Маша. — Я сейчас замечаю, особенно среди ваших москвичей, многие школу не любят, точно? А я-то её, конечно, люблю! Она же мне детский дом напоминает.

Переглянулись, и каждый переживал эти слова по-своему.

— Ну и вот, — тихо продолжала Маша. — Ты меня слушаешь, Стел?

— Конечно, Маш.

— Вдруг у ней появился муж. Он где-то был, оказывается, а потом хоп — и появился.

— Они поженились, что ли?

— Нет, наоборот. Они развелись… ну, когда-то. А теперь он пришёл и говорит: давай опять сойдёмся. И пошло дело! Поняла, к чему я клоню?