Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

На фанерном сарайчике, выкрашенном бежевой краской для полов, было написано: «Шашлычная». Стелла никогда в таких заведениях не бывала.

— Смелее! — сказал он. — Увидишь, это будет отличное место. — Они сели за столик. — Слушай своего отца и запоминай. Чтобы поесть прилично, надо идти в хороший ресторан, ну, там… не знаю… в «Прагу». Но это от скуки одуреешь: на обед полдня. А во всех средних местах кормят плохо. И тогда я, припёртый обстоятельствами к стене, сделал открытие: там, где должны кормить хуже всего… а это где? На вокзалах, в парках разных, на ярмарке… В таких местах подают как раз прилично. Я уж стреляный воробей! Когда сюда приезжаешь…

Говорил он легко и не похоже было, чтоб перед встречей со Стеллой особенно волновался. «Слушай своего отца…» Отца? «Когда сюда приезжаешь…» А ты часто здесь? Чего же раньше не поинтересовался дочкой? Ладно, этот вопросик прибережём на будущее.

И удивилась: на будущее? Выходит, я с ним встречаюсь не первый-последний раз? Выходит, я с ним ещё собираюсь встречаться?

Официантка принесла им тарелку яблок. И это было тоже как-то странно.

— Давай для начала, — сказал он и тут же взял яблоко.

Пока Стелла раздумывала, какое тут глядит на неё, Игорь Леонидович уже съел своё до половины. Он быстро прицеливался взглядом и кусал. И так уничтожил румяное и сочное яблоко буквально за минуту. Это было и неприятно и как-то забавно одновременно.

Без всякой передышки он взял новое яблоко — опять не выбирая, просто первое, самое близкое. И сразу откусил. Поймал Стеллин взгляд:

— У нас в Якутии что хочешь, но яблок не найдёшь!

Им принесли два шашлыка, кувшин пива, бутылку сока. Теперь он ел без всякой жадности и пиво пил так же.

Бывают взрослые, которые любят выпить, и это заметно. Он просто отхлёбывал, как Стелла отхлёбывала свой виноградный сок, а не присасывался к пивной кружке, как иной раз увидишь… Вдруг заметил, что Стелла следит. И сказал:

— Слушай, а может, ты пивка хочешь?

Второй раз за эти дни ей предлагали пиво. И признаться, сейчас ей именно хотелось. Попробовать. Кто-то, возможно, и не поверит, но Стелла, дожив до двенадцати с половиной лет, ни разу не пробовала пива или вина. Впрочем, она вовсе не была здесь рекордсменкой. Ванька рассказывал ей о великом английском нападающем Стенли Метьюзе. Так тот не знал вкуса пива и сигарет до пятидесяти!

А она сигареткой уже «разговелась»…

— Пей, не бойся! Лучше от меня научиться, чем… ну, сама знаешь, — и подмигнул.

Однако она отрицательно покачала головой: и потому что Ваню вспомнила, и потому ещё, что он протягивал ей свою кружку… Не могла она пиво пробовать из его кружки, не хотела так близко к нему подходить.

Вдруг вся ситуация изменилась, уперевшись в Стеллино сердце своим самым острым углом. Как она узнала потом, это часто случалось в обществе человека, который звал себя её отцом. Сейчас он, бросив Стеллу на полувзгляде, резко обернулся:

— Э, мужики! Что вы ржёте, как лошади Пржевальского! И родные слова там… потише.

Стелла, конечно, тоже слышала и хохот ненормальный, и то, что он назвал «родными словами». Но — как это говорится? «Воспитанные люди подобных вещей не замечают». А честнее: «Что вы им сделаете? Вот они вам могут!»

— А ты что, моряк? Ничего раньше такого не слыхал?

— Не трусь! — тихо сказал он Стелле. И не спеша поднялся, но так, что вздрогнуло пиво в кувшине, и Стеллин сок в бутылке, и весь стол: — Сказано вам — потише!

Наступила решительная минута. Другие столики тоже притихли. Стелла, хоть и предупреждена была не бояться, однако боялась!

Вдруг от той компании тоже поднялся человек. Особой такой походкой, какая бывает только у выпивших людей, направился к их столу:

— Игорь! Это ты, что ль? Здорово, Игорь!

— Здорово, — ответил Игорь Леонидович после секундной паузы. И ответил он без особой радости.

А выпивший не заметил ни паузы, ни того, что называется «без особой радости». Он обернулся к своим:

— Мальчики, это мой товарищ. Спокойно отдыхаем.

Там проворчали невнятно.

Выпивший продолжал стоять перед ними, держась за спинку стула. И Стеллин отец стоял. Вернее всего, он ждал, когда тот уйдёт.

— Слушай, Игорь, — выпивший, наверное, думал, что его сейчас пригласят сесть. — Ты кого-нибудь видел из наших?

— Нет, не видел.

— А про кого-нибудь слыхал?

— Нет, не слыхал.

— Надо бы нам встретиться группой… Знаешь, собраться…

— Нет, не надо!

Тут, наконец, до выпившего человека дошло, что с ним не хотят разговаривать.

— А почему же не надо? — спросил он насторожённо, и стало понятно, что он не такой уж выпивший.

— А потому. Если больше полгода не виделись, значит, уже не нужны друг другу.

— Так считаешь? — Тот человек попробовал изобразить голосом насмешку.

— Это не я считаю. Это психологи так считают.

— Звучит вроде солидно, — выпивший покачал головой. — А враньё!

— Ладно. Будь здоров, — и Стеллин отец сел. А выпивший, ничего не ответив и даже не взглянув на них, ушёл к своему столику.

Ему что-то сказали тихо, а он помотал головой и ответил — намеренно так, чтобы было хорошо слышно:

— Да жалко. Хороший парень считался когда-то…

Оскорбление это или нет?.. Кто как поймёт!

И тут Стелла, совершенно, надо сказать, неожиданно для себя, дотронулась до руки Игоря Леонидовича… своего отца. За ней прежде никогда не водилось этого жеста. И она ни за что не поверила бы, что способна на такое. Она хотела лишь… ну чтобы он больше не обращал на тот столик внимания.

Но «дотрог» её получился чуть дольше, чем она думала.

И потому Стелла поскорее убрала руку.

Да не успела! Его пальцы поймали и сжали её пальцы, а глаза поймали её глаза. И так она сидела некоторое время — не смея вырваться, боясь шевельнуться. И всё это время от него к ней шло какое-то электричество. И когда он отпустил руку, уже было поздно, они уже оказались связанными, примагниченными друг к другу.

С трудом она подняла глаза на отца. Он тоже, казалось, переживал электричество, которое перешло к нему от Стеллы. Руки его были спрятаны под стол. Наконец и он поднял глаза. Теперь Стелла без боязни и глубоко посмотрела в них. Он сказал:

— Какой же я был дурак, дочь моя!

Как мы устроены? А довольно-таки нелепо мы устроены. Когда подходит самое важное в нашей жизни, мы чуть ли не стремимся поскорее проскочить мимо него. Чтобы потом жалеть и жить воспоминаниями, чтобы упрекать друг друга и выяснять, кто же виноват.

Так и Стелла. Робкая душа её не в силах была длить это неожиданное счастье. И она бежала прочь в испуге.