Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

Берёзы не щадят себя, осыпаются — ни для кого, ни для чьей красы. Для одной только осени.

Но и грустные лёгкие мысли о берёзах тоже гонит она от себя. Думать-то ей хочется — сиди себе да грусти. Как мечтай. Но не для того она сюда пробралась.

Вчерашний разговор с Ванькой… Ворочается в душе, как бегемот в неудобном, маленьком бассейне Московского зоопарка. «Ты кого больше любишь?» Кажется, в этом нет ничего особенного… Да только на первый взгляд.

В прошлом году, вроде бы вот такой же ранней осенью, ну не важно… ей Нина объясняла. Семья, муж и жена, — это как бы два облака или два чего-то ещё, чуть потвёрже. Они в одном шаре, в одном, может быть, космическом корабле. Это их пространство. Здесь они должны уместиться. И стать единым целым.

А потом появляются дети — ещё два облака (или чего-то потвёрже). Но космический корабль не становится больше. Он всё такой же. И эти теперь уже четыре облака должны и одновременно стать единым целым, и немного все потесниться, чтобы остальным в шаре не казалось из-за них слишком тесно.

Рассказ, надо сказать, довольно смутный. А всё же Стелла его поняла. Почувствовала, вернее. Почувствовала и тесноту, и единость их семьи. Она и раньше, наверное, это чувствовала. Просто, когда Нина рассказала, она сразу стала чувствовать это яснее. Со словами всегда яснее.

Ладно. Единое целое. И каждый сознательно подбирает лапы, чтобы не лезть другим когтями в живот. Всё нормально, так было всегда. И вдруг Ванька спрашивает свой вопрос и сам на него отвечает. А Стелла (взрослая дурёха) тоже отвечает. Она, видите ли, тоже хочет высказаться.

Ну и что тут страшного?

А то, что сразу все видят: проведена граница в этом будто бы крепком-едином целом… Граница? А может, трещина?

Почему проведена, это сейчас не важно. Одному, например, показалось, что другой слишком разгулялся со своими лапами. Вот вроде и надо бы от него поставить заборчик.

Дело пока не в причинах, а в том, что появились трещины, ну, или границы.

Погоди. Неужели они действительно появились? Что за чушь?

Появились, раз Ванька разделяет Гору и Нину (да ещё как разделяет, по любви!). А раз Ваня их разделяет, значит, они не единое целое. Но может, он просто ошибается? Вряд ли! Всем известно, что устами младенца глаголет истина.

Стелла давно знала это изречение (будто бы даже древнегреческое), но никогда ему не верила. Ведь младенцы, в конце концов, лопухи лопухами.

Но Гора ей объяснил. Младенец… не обязательно грудной, а допустим, даже первоклассник, он душой очень чутко всё ловит, как локатором. Хотя словами он это, хоть убей, не передаст — чего душой поймал. И часто ляпает совсем другое, вроде несуразное. Вот здесь ты сам должен понять, какую истину он глаголет. Так же больные. «Мне холодно!» — кричит. А у самого жар, лихорадка. Понять очень трудно.

«А ты понимал, что тебе младенцы глаголят?» — спросила Стелла. «Понимал. В те моменты, когда был умный, — ответил Гора и добавил: — Вы у меня барометр семьи».

И вот теперь барометр Ванька завопил: «Люблю — не люблю», а на самом деле глаголет про трещину.

Да ведь и Стелла глаголела ту же истину, когда кричала: «А я Гору, а я Гору!» Плохо…

С далёкой террасы к ней прилетел голос телевизора. Гора и Нина сидят, наверно, вместе, смотрят, как политический обозреватель Александр Каверзнев рассказывает про сегодня в мире.

А Ванька… да просто психанул, что у него не клеится точность удара.

А Стелла — называется, умная-старшая! — ещё ему подбавила, чтобы позлить.

Она вздохнула свободней. Господи, целый вечер убила, а могла бы сидеть сейчас думать про берёзы, про раннюю осень, и про пустые дачные улицы, и про всё другое, отчего становится грустно и хорошо… Нет же! Думает о неприятном, от которого душа замирает, а сердце, наоборот, бьётся-бьётся.

Такой уж она человек, всё ей мерещится… Вот Ванька совсем не такой. И не потому, что он младший. Просто он всегда жил спокойно. А Стелла и по-другому жила… Это правильно, что она, конечно, маленькая была и ничего не замечала, и конфет ей Нина покупала, как два родителя, «вместе взятые»…

Но ведь дело-то не в конфетах. Это одни взрослые думают, что дети такие дураки: сидят себе кукол спать укладывают, ничего не видят… Нетушки! Стелла, между прочим, и послушная часто из-за того, чтобы всё было в порядке. А взрослые, конечно, думают, что они единственные заботятся о семье. Извините!

У них в школе есть такая девочка, Маша Кучаева. Её год назад взяли из детского дома. И она говорит: «Мне, думаешь, Стел, очень хочется по магазинам шастать? А я бегу. Я для мамы что хочешь сделаю!»

И тут же сказала, что её взяли из детдома. А Стелла ей зачем-то призналась про Гору.

С тех пор не то чтобы они так уж сильно подружились, но всегда знают, что у них есть что-то общее.

Прошла неделя. До первого сентября оставалось всего два-три календарных листочка. Паковали вещи, осматривали ставни. Ценное прятали в тайники, еще оставшиеся от Гориных родителей.

Года три назад Стелла нечаянно обнаружила эти тайники (чему Нина с Горой вовсе не обрадовались) и стала играть с пятилетним Ванькой в разведчиков — засовывала его во всяческие там раздвижные стенки, незаметные ящики, чуланы с двойным дном. А поскольку надо было отстреливаться и время от времени даже взрывать гранаты, чтобы не даться врагу живым, то многострадальные тайные кладовки порядком поизносились. И теперь всё это прятанье «ценных вещей» было для отвода глаз, а вовсе не для жуликов.

Каждый год в конце августа Гора занимался починкой секретов. Надо сказать, он был не очень рукодельный человек. Но при этом любил приучать к работе Ваньку — покрикивал, требовал всевозможного «подай-принеси». Вообще Гора был умный и спокойный. Однако даже у самых умных случаются заскоки.

А починки происходили всё больше по вечерам, после того как Гора наработается на своём заводе, а Ванька на своём футболе.

Но в тот вечер у них всё было тихо. Гора не стучал, не пилил, а сидел у себя в кабинете. Ванька по третьему разу исследовал еженедельник «Футбол — хоккей». Нина стряпала. У людей есть разные увлечения. У Стеллиной матери было такое вот полезное хобби: она любила готовить.

Обычно считается, что от усердной готовки быстро портится кожа. А Нине хоть бы что, она ни капли не боялась разрумяниваться и потом резко остывать. И не страдала, что это дело очень долгое — хорошая стряпня. Если положено соус с грибами помешивать двадцать минут, так она его и помешивала ровно двадцать, на медленном огне. А иначе просто ешь отдельно муку, соль, сметану, сахар, специи, сухие грибы. Это так Нина говорит.

А Стелле, естественно, не хватает терпения. Но и стыдно, что мать по пять часов стоит у плиты, а дочь гоняет лодыря. И поэтому, когда Нину одолевает это вдохновение, Стелла к ней нанимается поварёнком. Не всегда, но время от времени.