В. Каверин - Клятва юных

Когда забушевал пожар, она работала на колхозном поле, убирала хлеб. Все бросились с поля в станицу, но даже близко к ней подойти было невозможно. От колхозников она узнала о страшной смерти матери и отца. Целый день Зина бродила вокруг пылающей станицы, а к вечеру упала без сил на землю возле каменной стены колхозного амбара.

Она очнулась утром. Кто-то пытался ее поднять. Зина открыла глаза. Перед ней стоял красноармеец.

— Что вы тут лежите? — говорил он, поднимая ее с земли. — Вы не ранены? Вся станица уже ушла. Идите вон туда.

Он указал ей на проселок, где в облаке черной гари и пыли смутно можно было увидеть обоз, тянувшийся по дороге на восток.

Боец поднял Зину, поставил ее на ноги и как будто даже немного тряхнул и подтолкнул вперед.

И Зина пошла вперед, сама не зная куда, сама не зная зачем.

Облако пыли, черневшее на востоке, все удалялось. Зина шла проселком между буйно зреющими полями, где она еще так недавно гуляла с матерью и отцом. И оттого, что травы и цветы росли, как и прежде, мирно и безмятежно, Зине в полях стало еще безотраднее. Уже давно скрылись телеги и облако горькой пыли растаяло вдалеке, а девушка все шла.

Она остановилась, увидев на дороге спящую женщину. Возле нее тихо сидел ребенок. Зина устало опустилась рядом, закрыла лицо руками и точно провалилась куда-то в бездну.

Ее разбудил плач ребенка. С трудом вспомнив, где она, Зина протянула руку к спящей женщине и тотчас же ее опустила. Женщина была неподвижна.

Чистая звезда загорелась на вечернем небе. С реки понесло влагой. А Зина, сидела все в том же положении. Она не оглянулась даже и тогда, когда к ней подошел человек. Это был мальчик. Он сел рядом с Зиной. Прошло несколько минут. Ребенок перестал плакать.

— Это что же, ваш братишка, тетя? — спросил мальчик.

— Нет, — отвечала, не глядя на него, Зина.

— А что же вы здесь сидите?

— Скоро пойду, — нехотя отвечала Зина.

— Куда же вы пойдете?

— Не знаю, может быть тут буду сидеть.

— Тут сидеть нельзя, дорогу немцы простреливают, — сказал серьезно мальчик.

— Мне все равно. — Зина медленно поднялась и пошла вперед.

— Тетя, а тетя! — окликнул ее мальчик, когда она прошла несколько шагов.

Зина остановилась.

— Вы, тетя, надеюсь, никогда не были пионервожатой? — спросил мальчик.

— Не была.

— Вот то-то и видно. Как же это вы Потапа-то бросили?

— Какого Потапа?

— Да вот его. — Мальчик показал на ребенка, который уже улыбался.

— А почему ты знаешь, что он Потап? — спросила Зина.

— У нас тоже такой был маленький, веселый и глаза, как смородина, Потапом звали.

Они помолчали.

— А то, может, пойдем ко мне, — предложил мальчик, — у меня и переночуете. А Потапа я все равно возьму и буду нести.

— А где ты живешь? — спросила Зина.

— Да вот за подсолнухами, у речки. Пойдемте!

— Мне все равно, — согласилась Зина. — Пойдем.

Ей все же было очень одиноко и страшно оставаться одной в степи.

— Вот хорошо-то! — сказал мальчик. — Меня Васей зовут, а вас, тетя?

— Меня Зиной.

— Ну что ж, имя красивое, — одобрил Вася. — Пойдем, Потап!

И он легко и ловко поднял его на руки.

— А узелок ты возьми, — сказал он Зине, обращаясь к ней уже на «ты».

Возле женщины валялась разбитая бутылка из-под молока и лежал большой узел в клетчатом платке. Зина взяла узел и молча пошла за Васей через поле подсолнухов.

Они вышли к реке. Там в песчаном откосе чернела вырытая пещерка. Возле нее к колышку были привязаны веревкой, сплетенной из травы, девочка лет четырех и лохматый черный пес. Девочка плакала, а пес восторженно заливался лаем.

— Вот мы и дома, — запыхавшись, сказал Вася, — а это Лидушка и Степан.

— Кто Степан? — удивилась Зина.

— Степан — пудель, мой товарищ, — гордо заявил Вася.

— Это хорошо! — заметила Зина.

— Что хорошо? — в свою очередь удивился Вася.

— Хорошо, что он Степан, все как будто людей больше, а то ведь все умерли, убиты, сгорели.

— Все померли, — тихо повторил Вася, — а живые все равно должны помогать друг другу. Ну, вот что, — сказал он, передавая Зине Потапа, — ты подержи его или положи в блиндажик на траву — там сухо и мягко.

Вася отвязал Лидушку и пса. Пес принялся скакать возле мальчика, потом подбежал, обнюхал Потапа и Зину и наконец угомонился, растянувшись у костра.

Лидушка, прихрамывая, заковыляла в пещерку.

— Ты, Лидушка, достань-ка харч, — сказал Вася.

Лидушка приподняла клок сена возле пещерки и вытащила из-под него завернутую в лопух жареную в золе рыбу и двух крупных неощипанных птиц, похожих на ворон.

— Это грачи, — сказал Вася. — Они сейчас жирные. Я их из лука убил. А картошки в золе у костра. Ты, Зина, их сама разрой, они горячие.

Степан что-то проворчал: он на всякий случай напомнил о себе, когда заговорили о грачах и картошке.

— Ты, Степан, посиди, мы с тобой после поужинаем. Мне пойти надо. Зиночка, покорми ребят и сама покушай, а ребят уложи спать.

— А ты куда? — забеспокоилась девушка.

— Женщину надо принести, Потапову мамку. Неужто мы ее там на дороге бросим! Сейчас скоро луна поднимется, я мигом обернусь. А потом мы ее тут недалеко под бережком похороним.

— Иди, — сказала девушка и стала разгребать золу.

Потом она накормила детей и Степана и уложила ребят спать в пещерке, покрыв их сначала большим клетчатым платком, поверх которого она наложила пушистого сена.

Уже и луна поднялась высоко, а Васи все не было.

Но вот Степан поднялся и побежал вперед. Стало слышно, как зашуршала трава и близко где-то заскрипел песок. Это полз Вася. На спине у него лежала убитая женщина. Степан попятился от Васи, а Зина поспешила на помощь. Дети поднесли женщину к берегу и положили ее у тихо плескавшейся волны.

— Зиночка, обмой ей руки и лицо, а я под откосом могилу буду копать. Здесь земля рыхлая, копать легко.

Когда могилка была готова, дети осторожно опустили в нее убитую.

— Вот и похоронили ее одну за всех, — сказал Вася: — за Лидушкину маму, за твою, за мою и за Степанову хозяйку.

— Значит, Лидушка тебе тоже не сестра? — тихо спросила Зина.

— Нет, она соседская. И Степана я тоже подобрал у учительницы. Рядом с нами жила. Я раньше все хотел сманить от нее Степана, колбасой его прикармливал, а теперь вот даром достался.

Вася бросил в могилу несколько горстей, а потом стал быстро засыпать неглубокую яму.

— Да, — продолжал он как бы сам с собой, — взял я Степана, как все стали уходить из станицы, и пошел с ним, а Лидушка одна стоит и плачет. У них всю семью засыпало, а ее отрыли, видишь ты, живая осталась, только спуганная и нога на пятке повредилась. Поглядел я на нее и думаю: «Что же это я, Степана беру, а кто же девчонке поможет? Ведь пропадет!» Ну и взял ее да и пошел с ними из станицы. Только мы отстали. Нога у Лидушки разболелась. Да ничего, мы догоним наших в городке, — успокоил он Зину.