В. Каверин - Клятва юных

А холмик все рос и рос. Ярко и щедро светила луна, и торжественно смотрели с неба высокие звезды.

— А отец твой где? — спросила Зина.

— Убит на фронте. А твой?

— Сгорел в пожаре.

Дети опять помолчали.

— Вот и все! — сказал Вася, убирая могилу у основания крупными камнями. — Теперь надо бы слова сказать, только хорошие слова.

Но он ничего не сказал, а вместо этого поднялся, потом опустился на колени и отдал могиле последний глубокий поклон.

Сейчас, рассказывая все это полковнику, Зина плакала.

Полковник встал с дивана и, чтобы скрыть свое волнение, заглянул в окно. В душе у него с прежней силой поднималась ненависть к врагу.

А за окном на землю с неба спускалась тихая ночь и, как слезы, падали звезды.

Застонал во сне Потап. Зиночка, еще вздрагивая, сейчас же встала и взяла на руки ребенка.

Мокрые колечки прилипли у мальчика на лбу, на крохотном носу блестели капельки пота.

— Как такого не пожалеть, — как бы в раздумье сказала Зина, — с ручками, с ножками, на тебя похожего…

— Ну, и что же дальше было? — спросил полковник.

— Мы долго шли степью до нашего районного городка, — продолжала рассказывать Зина. — У Лидушки болела нога. Шли только по зорям. Собирали пшеницу, рыли в полях картошку. Вася ловил рыбу. Хлеба у нас не было. Пройдем немного и опять есть хотим. Близко от дороги стреляли. А Вася все меня успокаивал: «Мне отец писал, что на земле и жить хорошо и умирать не страшно. Ты люби ее, свою землю, она, земля-то, всегда тебе поможет, и от пули и от бомбы спасет, и накормят тебя и напоит». Но мне без Васи было страшно.

Чем ближе мы подходили к городку, тем скучнее становился Вася. Вошли мы в городок. Нехорошо там: тесно, шумно, неуютно. Пошли в РОНО. Вдруг Вася и говорит:

— Ты, Зина, как хочешь, а я в РОНО не пойду. Не могу я бросить Потапа и Лидушку. Скучно мне будет без них. Я и дома-то за хозяина был без отца. Он, когда уходил на войну, сказал: «Ты, Василий, береги семью и государству помогай». А я, видишь, и семью не сберег да еще сам повисну на шее у государства. Нет. Буду в колхозе работать, сам буду кормиться и ребят прокормлю. Вот и будет опять у меня своя семья. А государству подмога.

Остался Вася в городском саду, а я все-таки пошла в РОНО. Прихожу туда, сижу, жду очереди к заведующей. Долго там сидела. Сижу и все думаю: «У Васи будет своя семья, а я теперь буду одна». И стало мне вдруг так тяжело, так страшно, как будто я осиротела во второй раз.

Дошла моя очередь. Я рассказала все заведующей и попросила ее нам помочь. Выслушала она меня и пообещала отправить в колхоз, к своей сестре, далеко, под Ташкент.

Бегу я обратно от нее в садик и вижу издали: сидит на скамье Вася с Потапом на руках и закрыл глаза, Лидушка притулилась боком к нему, а Степан смотрит на него и лижет ему руку. И так мне стало их жалко, такую я почувствовала нежность к ним и любовь!

— Вася, Вася, — кричу я ему, — я никуда от вас не уйду, мы вместе жить будем.

Он вскочил со скамьи, смотрит на меня, смеется, а глаза у него такие ясные, как эти звезды.

Вот мы и едем бесплатно в таком дорогом вагоне. Только из-за Степана нас не пускали: документы на него мы не выправили, что он здоров и не кусается. Но и это устроилось. Теперь только вам мешаем отдыхать.

Зина положила Потапа на диван и выглянула в окно.

— Заря занимается. Вася в это время, бывало, уходил рыбу ловить.

Прошло три месяца. Стоял теплый, солнечный, спокойный ноябрь. По широкой дороге меж полей шел полковник со своим сыном Сергеем. По тому, как они уверенно шли, можно было заключить, что дорога эта им хорошо знакома.

Они направлялись к новому глиняному домику, совсем недавно выбеленному, который стоял на самом краю колхоза «Светлый путь», где уже начинались рисовые поля. Этот домик занимали Зиночка и Вася с детьми.

Полковник с сыном бывали здесь каждый день. Они помогли привести домик в порядок и достать необходимые вещи. Зиночка и Вася работали в колхозе, Лидушку с Потапом днем уводили в ясли.

Полковник выздоровел и сейчас шел прощаться с детьми. Он часто поглядывал на сына, который с нетерпением торопил его.

— Ах, папа, как ты медленно ходишь! — говорил мальчик. — Разве во время войны так ходят? Ведь меня Вася ждет, и Лидушка, и Потап, и Зиночка.

Полковник рассмеялся. Он теперь уже нередко смеялся, и душевное горе его становилось все глуше.

Он бывал счастлив, когда смотрел на сына и видел его привязанность к Васе, к Зиночке, к Потапу, ко всей этой странной, собранной по воле случая семье.

Он и сам привязался к ней всем сердцем.

Так не хотелось ни с кем расставаться, даже с собакой Степаном.

Навстречу полковнику выбежали из домика Вася и Зиночка.

Вечерело. Вася развел угли во дворе и поставил на очаг чайник. Зиночка накрывала в комнате на стол.

Все были взволнованы. Это был последний вечер, который они проводили вместе с полковником: на другой день он собирался уезжать на фронт. Все сели за стол.

— Папа, а папа, — сказал отцу Сергей, — ведь ты обещал нам всем что-то сказать. Когда ты скажешь?

Отец встал и, взяв из рук Зины запотевшую крынку с холодным молоком, поставил ее возле Потапа.

— Вот что, Зиночка… — сказал он, как-то необычно замедляя слова.

Сергей выжидательно следил за отцом.

— Уж очень у вас тут хорошо, — продолжал полковник, наливая Потапу молока. — Не возьмете ли вы в свою коммуну еще двоих членов?

Вася поднял голову — он резал хлеб, — в его смышленых глазах забегали веселые огоньки.

Зиночка насторожилась.

— А это девочки или мальчики? — не без испуга спросила она у полковника.

— И не девочки и не мальчики, но, пожалуй, скорее все-таки мальчики.

— А кто же эти двое? — с лукавой улыбкой спросил Вася. Он, должно быть, кое-что уже знал от Сергея.

— Папа, ну, скорей же говори, — торопил отца Сергей.

— Эти двое, — оказал полковник, — мой Сергей да я. И буду я вам всем отцом. Поеду на фронт гнать немцев и счастлив буду, что у меня такая дружная, такая славная, такая большая семья. Как, согласны?

— Согласны, согласны! — закричали Вася и Сергей и бросились обнимать полковника.

Зиночка подошла и протянула руку полковнику.

— И я согласна, — сказала она.

На другой день в Совете рано утром старый человек с очками на лбу записывал новую семью полковника.

— Сергей, Василий, Потап, Зинаида и Лидия, — перечислял он.

Полковник держал на руках Потапа и каждый раз утвердительно кивал головой.

— А Степан, а Степан? — закричала вдруг маленькая Лидушка. — Степана не записали.

Все засмеялись.

И новая семья, большая и счастливая, вышла на залитую солнцем деревенскую улицу.