Евгения Смирнова - Школа в лесу

Занька с отрядом дошел до конца парка. Осмотрелись. Пошарили вокруг пня, разрыли старую муравьиную кучу. Зоя залезла по локоть в дупло.

— Нашла, нашла! — крикнула она и вытащила небольшой флажок.

— Ой, Зоя знамя нашла, счастливица! — позавидовала Сорока.

— Где, где? Покажи, Голубева!

Занька развернул — правда, знамя.

— Это ведь я вас сюда привел, — сказал он хвастливо. — Ну, запрятывай получше. Куда бы его? В чулок! А теперь ищите взрывчатое вещество.

Все четверо разошлись в разные стороны.

Зоя незаметно забрела далеко, устала и села на пень. Свертка с взрывчатым веществом нигде не было.

Нежно пели птицы, под деревьями валялись кучки прелой шелухи от сосновых шишек. Это вылущивала семечки из шишек белка. На зеленом мху краснели божьи коровки. В прозрачном теплом воздухе самолетами гудели первые майские жуки.

Занька, Сорока и Эмма тоже ничего не нашли. Услышав далекий свисток, они пошли искать Зою. Чтоб не выдать себя сыщикам, шли крадучись.

— Тише, тише, — вдруг зашептал Занька, махая рукой.

Все трое присели в елочках. Какая-то женщина дергала старую, заброшенную калитку. Калитка скрипнула. Женщина осторожно вошла в парк и оглянулась. У нее было бледное красивое лицо. Из-под низко опущенного платка выбивались темные локоны. Сощурив глаза, она озиралась по сторонам и нервно жевала потухшую папиросу. За деревьями послышался грубый голос Кузьмы. Женщина выплюнула папироску и бросилась к забору. Хлопнув калиткой, она выбежала из парка и быстро пошла к лесу.

Ребята посмотрели друг на друга.

— Кто это? — пролепетала испуганная Сорока.

— Ой, ребята, у ней глаза так и бегают, — сказала Эмма. — А все-таки она красивая.

— По-моему, это воровка, — сказал Занька, — потому что услыхала Кузьму и убежала.

— Конечно, воровка, — согласилась Сорока. — Надо Кузьме сказать.

— Нет, нет, никому не надо, — разом придумал Занька. — Мы ее сами выследим.

— Ой, как интересно! — сказали девочки.

— Только вы никому не говорите, — предупредил Занька.

— Мы только Зое скажем.

— А я Чешуйке.

Из-за деревьев показалась Зоя с букетом молодого кудрявого папоротника.

— Ой, Зоя, — кинулась к ней Сорока, — кого мы видели!

— Воровку видели, — перебила Эмма.

Зоя выронила папоротник.

— А… А какая она? — заикаясь, спросила Зоя.

— Глаза черные, красивая и с папироской.

— В черном жакете? Платье какое, Эмма, синее? И туфли на высоких каблуках?

Зоя ничего не успела сказать, как вдруг совсем близко засвистели сыщики. Все побежали.

— Знамя не потеряла, Голубева? — тревожно спрашивал на бегу Занька. — Скорей, надо в школу прорваться.

Перед школой стояла цепь сыщиков. Коммунисты соединились все вместе и разом кинулись к школе.

Сыщики растерянно засвистели.

— Держи! Лови!

А тут еще Тройка пронзительно крикнул:

— Занька, не отдавай знамя!

И Занька, как настоящий заяц, побежал, делая петли.

За ним бросились сыщики вместе с начальником.

Остальные коммунисты смяли остатки вражеской цепи и прорвались в школу.

Взволнованная Зоя пронесла знамя в пионерскую комнату.

Игра кончилась.

В умывалке сконфуженный начальник сыщиков говорил, намыливая руки:

— Разве это сыщики! Это барахло, а не сыщики! Мишка второй отряд упустил. Печенюк тоже рот разинул, Мартышка и убежала.

— Ловко мы вас провели! — хвастался Занька. — Вы думали, у меня знамя, а оно было у Голубевой.

— Молодец, Голубева!

— А как мы в окно-то вылезли, — радовался Прокопец. — А Мишенька Рябчик ходит себе, сторожит. Эх ты сторож!

А сторож отмалчивался. Он так никому и не рассказал о том, как торжественно выпускал ребят.

Сейчас же после ужина Занька затащил Чешуйку под лестницу, огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто, и рассказал про воровку.

У Чешуйки загорелись глазки. Потом сюда же проскользнули Сорока, Мартышка, Эмма и таинственно зашептались.

— Вот, — торжественно сказал Занька, вытаскивая из кармана веревочку, — это я след ее смерил.

— Занька, надо часовых поставить.

— Мы все трое будем ходить, — сказали девочки, — а то страшно по одной.

— А где же Голубева? — спросил Занька.

— Она не хочет. Вот трусиха! Я ей говорю про воровку, а у ней руки как затрясутся!

— Тише, тише, Рябчик идет. Ну, пошли!

Зоя думала о мачехе. Зачем она приходила? Что ей надо? Теперь Зоя боялась заходить далеко в парк: вдруг там «она». А на прогулках вздрагивала и оглядывалась при каждом шорохе.

Тонечка и Марья Павловна старались развеселить грустную Зою, а сами втихомолку вздыхали.

И вот однажды все увидели, как Тонечка бурей пролетела по всем коридорам, размахивая серенькой бумажкой.

— Зоя, Зоя! — кричала Тонечка, заглядывая в классы. Она налетела на Зою и, закружив ее в бешеном вихре, поставила на ноги. — От папы, от папы телеграмма! — ликовала Тонечка. — Слушай: «Жив, здоров, скоро выезжаю. Целую дочку. Голубев».

Зоя схватила телеграмму, не веря своим глазам. Только теперь Зое рассказали все об отце.

— Знаешь, Зоя, — сказала Тонечка, — а ты задачи плохо стала решать, надо тебе подтянуться.

— Я теперь по вечерам буду заниматься, — с жаром сказала Зоя, крепко прижимая серенькую дорогую бумажку.

— И я тоже буду заниматься, — решила Сорока, — а то ведь скоро испытания.

— И мы тоже.

Вечером, когда они решали у доски задачи, пришел столяр. Поговорил с Марьей Павловной, измерил метром угол и ушел.

— Что это он, Марь-Пална?

— Зачем дядя Вася приходил? — пристали ребята.

— Ничего не скажу, сами увидите!

А наутро столяр принес смолистую сосновую раму с полочками и прибил ее в углу, а Марья Павловна приколола надпись: «Лучшие тетради третьего класса «А».

Тут все ахнули и засуетились.

— Марь-Пална, можно мне два последних листа выдрать? — умоляла Мартышка. — Вся тетрадь чистая, только два грязных! Ну пожалуйста, Маричка Пална!

— Нельзя, нельзя.

— А мою поставите на выставку?

— А мою?

Все приставали к Марье Павловне и доказывали, что им нужны чистые тетради, потому что в старых только два листа осталось, и бумага шероховатая, и чернила расплываются, и поневоле грязь получается.

Они так умоляли, так умильно смотрели на Марью Павловну, что она не выдержала и согласилась.

Дежурный роздал новые тетради из глянцевой белой бумаги, и ребята, склонив набок голову и затаив дыхание, выводили ровненькие буквы, потому что каждому хотелось попасть на выставку.

Марья Павловна через день приходила по вечерам заниматься с отстающими. Зоя не пропустила ни одного раза, а писала так старательно, что вот уже несколько дней тетрадь ее стояла на выставке в ряду других, и Зоя даже в перемену забегала взглянуть на нее.