Сусанна Георгиевская - Тарасик

— Жив, — отвечает Тарасик. — Это я нарочно зажмурился. Я придумал, что если кто ко мне подойдет, так я его лягну.

— Ну и хитер ты, брат! Видать, решил меня взять на пушку! А я вот первый тебя обдурю… Держись — забодаю! — говорит толстый голос.

И вперед протягиваются два больших коричневых от курева пальца. Они щекочут пальто Тарасика (в том месте, где у Тарасика живот).

Человек хохочет. От его дыхания валит густой белый пар. Тарасик моргает. Он удивляется: какие такие глупые люди бывают на свете, разве умный станет щекотаться через пальто?

Задравши голову, Тарасик внимательно разглядывает человека. Смотрит и видит, что рядом с ним стоит не настоящий дяденька, а дед-мороз. Брови у него утыканы колючками инея, щеки сизые, а нос красный. Только ватных усов он не успел приклеить себе под нос (а ведь каждый мальчик и каждая девочка знают, что настоящие деды-морозы обязательно приклеивают к сизым, картонным носам большие ваточные усы).

Тарасик смотрит на человека. А тот хохочет. В ярком свете сияют и блещут его большие белые зубы.

— Дяденька, это вы снегу наелись? — задумчиво спрашивает Тарасик.

— Уморил! — улыбаясь, отвечает ему Мороз и наклоняется совсем близко к лицу Тарасика.

Глаза у деда-мороза синие. Голубые глаза всегда синеют от холода: видно, зябнут. Из снежных ресниц морозно и весело глядят на Тарасика колючки озябших глаз. В глазах, как в зеркале, отражается не душа, про которую дедушка пробовал рассказывать Тарасику басни, — как будто душу можно увидеть или потрогать. Нет. В морозных глазах наклонившегося к Тарасику человека отражается сам Тарасик. Весь в большой шапке, в варежках, в пальто с пуговицами. В глазах Мороза отражается сад, кусты и скамейки, голая тетка и солнце. И все это почему-то перевернуто вверх ногами.

Белый пар застилает лицо деда-мороза и бежит вверх, как дым из трубы. Дед-мороз дышит паром.

— Давай знакомиться! — сочным голосом говорит дед-мороз Тарасику. — Ты кто такое будешь?

— А я Тарасик, — отвечает Тарасик.

— А я, — погляди, кто я?

Тарасик смотрит и видит, что дед-мороз одет в милицейскую форму. На плечах у него погоны, а на голове блестящая от инея милицейская шапка.

— Привет, приятель, — говорит Тарасику милиционер.

— Хорошо, — отвечает Тарасик.

— А чего ты здесь делаешь?.. Заблудился, что ли? — спрашивает милиционер.

— Ничего я не заблудился. Я с папой был. Только он убежал.

— Не дури, — обиженно покачивает головою милиционер. — Я с тобой по-хорошему, и ты со мной по-хорошему. Где отец?

— Да я же сказал вам, дяденька: он убежал. И не отец он вовсе, а папа. Отцы у тех мальчиков, у кого пап на фронте убили.

— Чего? — удивляется милиционер. — Нет, с тобой не соскучишься, брат. Я тебе слово, а ты мне — три. Где папа?.. Куда убежал?

— Не знаю! — отвечает Тарасик.

— А давно?

— Ой, давно! Я в снегу копался… Потом я ждал… Потом я опять покопался…

— Озяб небось? — ласково спрашивает милиционер.

— Озяб, — подумавши, говорит Тарасик.

— Подожди, малец.

Милиционер встает со скамейки и медленно обходит сад.

— Никого не видать, — говорит он Тарасику, возвращаясь. — Что ж делать-то будем, а?

— Расскажите мне что-нибудь, — предлагает Тарасик. — Вы сказки умеете?

— Есть мне время сказки тебе на посту рассказывать! — обижается милиционер. — Пойдем-ка лучше в милицию. Да ты не бойся меня, не бойся. Милиция маленьким первый друг. Милиция любит ребенка. Милиция его бережет. Там тебе и детская комната и кисель. И кубики. И всякая разность.

— Ладно. Так я к вам зайду в другой раз, — утешает милиционера Тарасик. — А теперь не пойду.

— Не пойдешь — и не надо, — ласково говорит ему милиционер. — Я тебя на руках донесу.

Он наклоняется и осторожно, будто стеклянного, берет Тарасика на руки (и даже слегка покачивает его. Видать, милиция в самом деле крепко любит Тарасика).

— Пустите, дядя! — говорит Тарасик милиционеру и отпихивается от его груди кулаками.

— Давай, пацан, поступать культурненько, — предлагает милиционер. — А милиция рядышком, за уголком.

Но Тарасику вовсе не хочется за уголок.

— Пустите, дядя! — орет он сердито. — Зачем вы меня уносите?

Звонкий воздух подхватывает его голос и относит его далеко вперед.

— Пустите, пустите, дядя!.. И чудо! Когда Тарасик был здесь совсем один и скучал, никто небось не отозвался ему.

А тут на его вопли сбегается чуть что не вся улица. Вот они, даже дворники тут. Прибежали и принесли с собою лопаты.

— Чего случилось? — спрашивают женщины с лопатами.

— Заблудился, видать, — объясняет им какая-то старушка.

— Прэлэстный ребенок!.. Мурилье! — обзывает Тарасика дядя в зеленой шляпе, какие носят только тетеньки, а не дяденьки.

— Позвольте, граждане, — отвечает на все это милиционер. — Пропустите! Не будем создавать паники.

— А пусть он меня не уносит! — кричит Тарасик и старается вырваться из его рук.

— Ребенок не хочет с вами идти, — сейчас же заступается толпа за Тарасика. — Зачем вы его уносите?

— А что ж мне, кинуть его одного посредине улицы? Так по-вашему? — удивляется милиционер. — Чтобы он под трамвай попал?

— Эй, земляк, — говорит милиционеру женщина-дворник. — Я ж его видала, отца-то. А гляжу — пришел спозаранку, мальчонку оставил в садике, а сам наутек. И чуть меня с ног не сшиб. Так бежал, так бежал… Подкинул ребенка! Да если б я догадалась, да я б его, ирода, на месте огрела лопатой.

— Не может этого быть! — отвечает милиционер.

— Как так не может, когда я его видала? Бежал — не оглядывался!

— Ну и ну! — удивляется милиционер.

И вдруг глаза его, озябшие на морозе, из синих становятся голубыми.

— Ну и дела! Дела!.. — говорит он, печально махнув рукой на озябшую землю и глядя куда-то поверх головы Тарасика. — А ведь такой мировой пацан! Эх, люди-люди!.. А в каком направлении убежал гражданин? — опомнившись, спрашивает он у женщины-дворника.

— Куда надо, туда и удрал, милок. Так он тебя на месте и дожидался. Чисто сработано. Утек — и делу конец. Не припухай в другой раз на посту, земляк.

— Ну и папаша, ну и молодец! — смеется от злости какой-то старичок, забрызганный известкой. — Ничего не скажешь, культурная пошла нынче молодежь.

— Подкинули? — спрашивает дядя в зеленой шляпе, тот самый, который обозвал «мурильей» Тарасика. — Подкинули? — и он поднимает высоко рыжие брови. — Нэдопустимо! Судить на мэсте общественным судом!

— Гражданин, — убеждает дядю в зеленой шляпе милиционер, — я бы все же вас попросил хоть немного поаккуратней… Некрасиво при малом ребенке такими словами…

— Я к папе, к папе хочу! — кричит Тарасик и лягает милиционера ногой в валенке.

Кольцо вокруг Тарасика и милиционера растет. К толпе подходят все новые люди.