Виктор Александровский - Когда нам семнадцать…

— А что, разве я не еду? Я еду — я фарен! — развязно ответил Маклаков. — Попробуйте не взять.

— Вот тебе! — Игорь смастерил фигуру из трех пальцев. — Видел Байкал?

— Но-но, поосторожней! — ощерился вдруг Недоросль. — Вы ведь все в моих руках… Знаю, где пушечку-то храните!

Меня точно стукнули по голове.

— Что ты сказал?

— То, что слышал! Так что выбирайте одно из двух…

И Маклаков ужом проскользнул между нами и выскочил в коридор.

Хорошо на берегу Ангары в жаркий летний полдень! Гладь реки голубая, струистая. Если зажмурить глаза и долго смотреть на поверхность воды, облитую солнцем, кажется, что над водой, повиснув в воздухе, кружится бесчисленное множество спиральных хрусталиков. Веет прохладой и каким-то особым ангарским ароматом, его не вдыхаешь, а словно пьешь…

Возле берега, где помельче, бродят мальчишки, засучив до коленок штаны. В руке у каждого самодельная острога, палка с прикрученной на конце столовой вилкой. Высмотрев в прозрачной воде крупный камень, рыболов осторожно переваливает его набок и вонзает вилку в широколобку, притаившуюся на дне. Широколобки — смешные коротенькие рыбешки с головами, как картофелина. Смешные и мальчишки — вихрастые, увлеченные охотой. Но в ангарской воде долго не пробудешь, босые ноги быстро коченеют, и поэтому мальчишки, бросая свои «остроги», с гиканьем кидаются в горячие кучи песка у подножия косогора и подолгу там барахтаются.

К речному аромату примешивается запах вара — где-то поблизости смолят лодки. Стремительно плывут вырвавшиеся из плотов одиночные бревна. Вдали за островами вьется черный дымок парохода.

Мы сидим с Тоней рядом у самого края воды. Она в летнем ситцевом платье, на плечах у нее голубая косынка. Обхватив руками колени, Тоня кусает кончик косынки и молчит. А я бросаю камни в плывущее мимо бревно. Тоня поворачивается ко мне и долго с укором смотрит:

— Хоть бы сказал что-нибудь на прощанье!

Невдалеке от нас приткнулась к берегу моторная лодка. На корме ее Игорь и Вовка склонились над мотором. Они в трусах, майках-безрукавках. Из-за наваленного в лодке багажа видна соломенная шляпа — это отец Игоря.

Виталий Львович беседует со своим закадычным другом доктором Кочкиным. Отец Тони, длиннобородый, рослый, подбоченившись, стоит на берегу. Он в белой чесучовой рубахе, перехваченной крученым пояском, в свободных, как шаровары, брюках, чуть свисающих на голенища сияющих блеском сапог. От всей его фигуры веет спокойствием и какой-то богатырской силой. Может быть, глядя на синеву речного простора, доктор вспоминает свою юность, когда он служил грузчиком на ангарских пристанях…

Виталий Львович маленький, суховатый; он часто вскакивает и нервно глядит на косогор — опаздывает помощник.

Кто он, мы не знаем.

— Почему ты молчишь? — снова спрашивает меня Тоня.

— А что говорить? Столько времени просидеть в архиве, найти следы партизана Зотова и отказаться ехать с нами! Где логика? Доплыли бы с Виталием Львовичем до питомника на Байкале, занялись бы подготовкой к походу… Тем временем после своих экзаменов подоспел бы и Максим Петрович. В чем дело, Тоня?

— Леша, Милый, не могу я сейчас ехать!

— Почему? Говорят, тебя опять видели в этом архиве. Что там еще?

Брови у Тони чуть сходятся:

— Не спрашивай, Леша, не скажу…

— Ну что ж, раз у тебя секреты от меня…

Я порывисто встаю и иду к лодке.

Игорь с Вовкой уже перестали возиться с мотором и, лениво развалившись на корме, выжидающе посматривают на Виталия Львовича.

— Папа, где же твой помощник? Целый час ждем его! — не выдержал Игорь.

— Шут его знает! Придется, вероятно, самому мышей ловить! — Виталий Львович торопливо вышел из лодки и снова уставился на верх косогора.

Речь идет, разумеется, не о комнатных мышах, а о лесных — для кормления соболят.

— Каждое лето беру себе в помощники кого-нибудь из ребят, — продолжал Виталий Львович. — Тайга… Байкал… Для них это развлечение и в то же время труд. Правда, ловить мышей мог бы и мой сын, но у него другие интересы. Что поделаешь!

— А кто ваш помощник? — поинтересовался доктор.

— А я, признаюсь, и в глаза его не видал. Зашла ко мне на кафедру одна почтенная дама и предложила услуги своего сына. Уверяла, что он трудолюбивый, скромный… — Профессор пожал плечами и снова уставился на косогор.

Время тянулось томительно и скучно. Незаметно для себя я тоже начинал сердиться на добродушного Виталия Львовича. Из-за его оплошности придется, может быть, отложить сегодняшний выезд.

Но вдруг профессор оживился и приветственно взмахнул шляпой:

— Ну вот, наконец-то! Они!

Сердце мое захолодело. По тропинке, ведущей прямо к нашей лодке, шествовал Андрей Маклаков в сопровождении полной нарядной женщины. Виталий Львович пошел им навстречу.

— Вот так сюрприз! — оторопело посмотрел на меня Игорь. — Как же это получилось?

— Хитер! — сплюнул Вовка.

Доктор заметил наше замешательство:

— Знакомый?

— Еще бы… Недоросль! Маклаков!

— Это не тот, о котором ты мне рассказывала, Тоня? — спросил Кочкин.

— Он самый, папочка! — Тоня решительно встала и подошла к нам. — Нет, вы посмотрите, как он вырядился!

Андрей был разодет, как иностранный турист: клетчатые брюки «гольф», на голове красная ковбойская шляпа, за спиной рюкзак, в руках камышовая трость.

— Такой мышей ловить не станет, — усмехнулся доктор.

Виталий Львович внимательно, даже с некоторым удивлением оглядел Маклакова, о чем-то спросил его и подал руку.

— Здорово, комарики! — сказал, приблизившись, Недоросль, явно обращаясь к нам.

Сняв со спины рюкзак и волоча его, он направился к лодке.

— Ты куда? — Я бросился к лодке, загородил Маклакову дорогу: — Проваливай!

Недоросль замахнулся на меня рюкзаком.

Вовка, оказавшись рядом, ловко выдернул из рук Андрея рюкзак и пустился с ним наутек по берегу.

— Вернись! Вернись сейчас же! — крикнул ему вслед Виталий Львович.

Но Челюскинец уже скрылся за баржой.

— Это что ж такое! — пронзительно завопила Маклакова. Подбежав к Виталию Львовичу, она схватила его за руку: — Профессор! Что же вы смотрите? Андрюша, не бегай за ним — он изобьет тебя!

Рассерженный и возмущенный профессор крикнул:

— Что за хулиганство? Немедленно верните рюкзак!

Я помчался догонять Вовку. Он уже примостился за высоченным рулем баржи и категорически отказался отдать мешок с вещами.