Виктор Александровский - Когда нам семнадцать…

— Тоня! То-ня-а! — кричали мы.

Засветив фонарик, Вовка направился в чащу, но, пройдя несколько шагов, отпрянул назад. Посредине небольшого замшелого болотца валялись какие-то клочья.

— Мешковина… — определил Вовка. — Кто-то разодрал наш мешок с продуктами.

— Как же он попал сюда? — вглядываясь в темноту, спросил Максим Петрович.

— Его, наверно, обронили во время бегства при пожаре, — заговорил Игорь. — Тоня меня все время спрашивала про какой-то мешок.

Держась недалеко друг от друга, мы двинулись по чаще…

Необычно, оказывается, в тайге ночью. Простая и понятная днем, в темноте она словно преображается, становясь таинственной и страшной. Вот на моем пути встретилась лесина, поваленная ветром. Причудливо, точно щупальцы осьминога, торчат вывернутые из земли корни. Я перелезаю прямо через ствол дерева и чувствую, что сзади кто-то держит меня за ремень ружья. Осторожно направляю свет фонарика. Сук! Иду дальше. Направляю сноп света вверх, и ветви, обычные ветви сосны, днем такие прозрачные на фоне голубого неба, кажутся сейчас массивными, точно вылитыми из чугуна. Направляю фонарик меж стволов и слышу громкую возню. Оказывается, это пролетела разбуженная светом птица. Вон невдалеке затаилось чье-то вытянувшееся темное тело. Может быть, рысь, а может, просто кусок обомшелой валежины… Где же Тоня?

Справа и слева от меня хрустят ветки, мечутся светлые тени по стволам. Это идут Вовка и Игорь. Чуть дальше — Максим Петрович… Как бы не потерять то место, где стоит палатка!

Игорь предлагает развести костер и кричать по очереди, насколько хватит голосу. Возвращаемся к палатке и кричим, кричим до хрипоты. Но никто не откликается. Нету нашей Тони. Где она? Что с ней?

Наступило утро. Я залез на дерево, осмотрелся. Вдали, озаренные ранним солнцем, блестели вершины снеговых гор. Внизу, под нами, точно на дне огромной чаши, темнела непроходимая тайга. Местами над лесом стлался туман. И в этой чащобе над небольшой ложбинкой поднимался едва заметный столб пара. Горячий ключ! Нам туда… Но как же без Тони? И мы опять отправились на поиски.

Воткнув у потухшего костра ветку с привязанной к ней запиской, мы пошли вниз по ручью. Солнце взошло над лесом и стало пригревать. Все громче становилось пение птиц. На песчаных отмелях ручья были ясно видны следы зверей.

— Медведица ходила с детенышем, — определил в одном месте Максим Петрович.

Он низко склонился над отпечатком медвежьей лапы. Рядом со следом — кровь.

— Медвежья? — Я во все глаза смотрел на учителя.

— Да, вероятно. Но… раненого зверя в лесу лучше не встречать… — Пораздумав, Максим Петрович сказал: — Разделимся на две партии. Я останусь в этом районе. Алексей с Игорем отправятся вниз по ручью… Ты, Владимир, будешь связным. Сигналы — выстрелами.

Поделив поровну оставшийся хлеб, мы простились с командиром.

Исчезновение Тони вызывало у меня самые тревожные мысли. Зачем ей понадобилось выходить ночью из палатки? Понятно, что Тоня беспокоилась за мешок с продуктами. Но ведь у нас есть ружья, прокормились бы! Правда, в мешке хранился гостинец Бадмы для Зотова… Нет, из-за омулей Тоня не решилась бы оставить палатку.

До поворота ручья с нами шел «связной» Вовка. Мы попеременно кричали, вслушиваясь в отдаленное эхо, присматривались к следам…

— Лешка, смотри! — вдруг крикнул Игорь.

На сломанной ветке ракитника висел рваный голубой лоскут.

— Тонина косынка?

— Да, Тонина, — озираясь по сторонам, прошептал Игорь. — Тоня должна находиться здесь, в лесу… Она бежала, ее кто-то преследовал.

Я выстрелил. Гремящий звук покатился к верховьям ручья, отозвался эхом, и вслед за ним прогремели ответные выстрелы.

День был на исходе. По небу пролегли малиновые полосы. Странными, почти неслышными шорохами наполнялся лес. Собравшись все вместе, мы стояли у сломанной ветки ракитника… Где ты, где ты, Тоня, что с тобой?..

— Тоня! Тоня!

И в ответ на наш призыв — мой призыв — в ясном предвечернем воздухе раздался протяжный знакомый голос:

— Ребята, здесь я!

— Тоня!

Мы бросились в чащу.

Как мы ни звали Тоню, нового ответа от нее не было.

— Стреляй же! — приставал ко мне Вовка. — Она потеряла нас.

Я показал ему на патронташ, где оставалось всего два патрона, заряженных пулями, и сказал, что они на всякий случай.

— Все равно стреляй, дай знать о нас!

— Что вы! Нельзя! — раздался откуда-то сверху испуганный голос.

На вершине огромной ели сидела наша Тоня.

— Тише… Медведи…

Мы молча переглянулись и стали карабкаться на деревья. Я — на Тонино, Вовка и Игорь — на ближайшую к нему березу. Добравшись до ветки, на которой, обняв ствол, сидела Тоня, я увидел внизу медведицу. Она бродила по прогалине, освещенной лучами заката, тыкаясь мордой в деревья, кусты. Рядом с ней бегал медвежонок.

— Медведицу кто-то ранил… — торопливо заговорила Тоня. — Я чуть не наткнулась на нее утром в малиннике, едва убежала и забралась вот сюда. Хорошо, что она не заметила меня…

— Почему же ты не кричала нам?

— Не могла: ведь медведица целый день пролежала в нескольких шагах от дерева…

У меня прошел мороз по коже. В самом деле, допусти Тоня малейшую неосторожность, откликнись погромче на наши призывы, зашурши ветвями, и раненый зверь полез бы на дерево…

— На, поешь, — сунул я Тоне сбереженный кусочек хлеба. — А что случилось ночью? Куда ты делась?

— Тише, Леша!

— Ну и что, у нас ружья!

Тоня с жадностью ела хлеб. Лицо ее осунулось, глаза ввалились. Не спуская глаз с медведей, она начала шепотом рассказывать:

— Все вышло из-за листков. Помнишь, я сушила листки, после того как искупалась в Байкале. Для надежности я спрятала эти листки в мешок с продуктами, там был потайной кармашек. А мешка после пожара в палатке не оказалось… Ночью я вышла, стала его искать, нашла в кустах. Обрадовалась страшно… Вынула листки, только собралась идти в палатку, кто-то с дерева прыг… Глаза зеленые, горят…

— Рысь?

— Откуда я знаю! Побежала не помня себя… А утром медведи.

— Скажи-ка, что же это за листки дороже жизни? Ты все время от меня что-то скрываешь.

— Потом, Леша, потом… Смотри, тебе Максим Петрович знак подает.

Я посмотрел вниз. Учитель стоял за толстым кедром и, сложив ладони трубочкой, отрывисто давал указания мне и сидевшим на березе Вовке и Игорю:

— Стрелять только в крайнем случае… Если побежит на нас.