Алексей Кейзаров - Первый разведвзвод

И вдруг оттуда выскакивает человек. Это был Федя.

— Хороши друзья! — громко говорит он. — Так вот почему наш отряд так много собирает металлолома!

— Тш-ш! — грозно предупреждаю я.

Но Федя не подчиняется.

— Вам-то что, вы не отвечаете за металлолом.

— Да замолчи ты! — Славка силой пригибает Федю к земле, а мы подползаем к нему. — Понимаешь, Микита днем не дал нам этих железяк. Так мы их в колодец бросим…

Федя протянул руку к Олеговой корзине.

— Ого-о, да тут же килограммов двадцать!

— Звонцов, — вмешиваюсь я, — выполняй операцию!

Олег оглядывается, приподнимается и молча идет к колодцу.

Громом гремит — ухает железо и вода.

— Да вы с ума сошли! Что вы делаете?! — Федя вскочил на ноги. — Дядька Микита! Дядька-а…

Я бросаюсь на Федю, зажимаю рот. Он выкручивается, норовит укусить меня за руку. Подбегает Славка, и мы вдвоем валим его на землю. В тот же момент я срываю Славкину кепку, прикрываю рот Феде.

— Рядовой Дергачев, — приказываю я, — охранять предателя!

Федя все еще пробует вырваться, но Славка прочно уселся на нем. Так и надо: раз захотел предать, пусть пеняет сам на себя. Ишь ты, Микиты-полицая ему жалко. А может, не Микиты? Он всегда ненавидел его и даже внучку ненавидел. Жалко ему этих железяк, которые бросаем в колодец. Да мы, если возьмемся как следует, целую гору такого добра раздобудем…

Кепка, видно, чуть сползла с его рта, и он приглушенно шепчет:

— Колодец испортите. Не одного его колодец. Дед Антип воду берет.

Чудак-человек этот Федя. Будто мы не думали об этом. Да мы же специально пришли испортить колодец. Ну, насолить Миките-полицаю. И про деда Антипа думали. Будем помогать ему. По-тимуровски помогать: воду таскать из другого колодца. А то мы в последнее время не разведвзвод, а черт знает что. Ничего не делаем.

Я не отвечаю Лебедеву. О чем говорить с предателем? Мы начинаем второй этап операции «РВ-2». Вместе с Олегом срываем плашки сруба и бросаем их в черную дыру колодца. Гулко ухают плашки.

— Дядька Микита! — вдруг взвыл Федя и выскользнул из-под Славки. — Дядька-а!

Я опять бегу к нему. Сами собой сжимаются кулаки. Сейчас так влеплю! Но проклятый Жучок хватает меня за штаны, и я падаю. А собака черным клубком подкатывается к Славке.

— Что случилось? — Белый, как статуя, в воротах появляется сам Микита Силивонец. — Чего орешь?

Мы бросаемся врассыпную. Я споткнулся и упал. По-пластунски скользнул в тень забора. И вовремя.

Как раз в ту же минуту вспыхнули окна в доме Микиты.

И я увидел Федю. Наш предатель остался там же, у колодца. Микита держит его за плечо. А может, тормошит, чтобы узнать, в чем дело. Но Сапун и тут остается Сапуном — ничего больше не спрашивает.

Федя тоже молчит. Стоит тебе! Хотел Микиту — получил…

Наконец Микита увидел колодец. Вернее, то, что осталось от наземного сруба.

— Ты, сопляк? — изо всей силы тряхнул он Федю за плечо.

Федя молчит.

— Ты разрушил колодец?

И тут я даже не поверил своим ушам:

— Я… разрушил. Я! За металлолом!

Силивонец минуту молчал.

— Вот оно что! — Он с силой толкнул Федю к колодцу.

Сейчас утопит. Утопит ни за что ни про что. Предал же партизанский лагерь. Что ему какой-то Федя Лебедев?

— Стойте! — крикнул я. — Это не он сделал!

Микита вздрогнул, обернулся и опустил руку.

— Ага-а, — протяжно прохрипел он. — Хорошо-о!

Я будто не своими ногами ковыляю к нему. Ноет ушибленное колено. Но я изо всех сил стараюсь держаться прямо.

— Это я сделал.

— Зачем?

— За металлолом! — говорю очень громко, почти кричу. — Мы к вам по-доброму, а вы…

— Та-ак… Мстите, значится…

— Нет, — сказал я твердо. — Выполняем операцию «РВ-2».

— Операцию?! — Он вдруг понурил голову, потом часто закивал косматой головой. — Хороша операция.

И ушел, чуть сутулый, в одном белье. А мы еще с минуту стояли и не верили, что он ушел…

Славка с Олегом сидели на нашей лавочке.

— Ох и трусы! — смеется Славка. — Видно, в лес от Микиты драпанули. А мы — сразу на огороды.

— Микита поймал, — промямлил я.

— Поймал?! — хлопцы аж подскочили на лавочке. — А что теперь будет?

Никто из нас не знал, что будет завтра…

Хоть ты в школу не иди. Заболеть бы дня на три. Бывают же такие счастливчики, что болеют. А то опять будет шум. А что шум будет и не малый, я не сомневался. Сначала позовут к директору. Михаил Михайлович не любит читать нотаций. Скажет: «А ну-ка сам подумай. Не носи зря голову на плечах».

Попасть к директору — это полбеды. Беда, что в его кабинет надо идти через учительскую. И тогда за тобой войдет Иван Макарович. Ну, я провинился, и понятно, почему я в директорском кабинете. А вот Ивана Макаровича никак не пойму. Он меньше всего будет говорить о сегодняшнем проступке. Он с математической точностью припомнит все твои давние грехи. Ну, которые ты совершил на уроках языка и литературы. И выйдет, что ты самый распоследний негодяй.

Да, было все. И были все. Будто сговорились. Упреки сыпались на нас всех, четверых. Да, на четверых, хоть я и сказал, что Федор Лебедев не давал нам этого делать. Но у Ивана Макаровича так много было фактов против Лебедева, что на мой протест никто не обратил внимания. Правда, директор хотел было отпустить Федю, но Иван Макарович был другого мнения.

Но самое обидное было на большой переменке. Нашу фотографию со школьной стенной газеты сняли и на том месте поместили фельетон. Фельетон назывался «Новый способ добычи лома». Фотография была ерундовская. Мы вчетвером силились улыбнуться и никак не могли. А как ты будешь улыбаться, если тебе говорят: «Вспомните что-либо веселенькое?» Веселенькое-то вспомнилось, да на тебя пристально смотрит одноглазый циклоп — объектив… До слез обидно, что вся работа первого разведвзвода зачеркивалась фельетоном. Обидно не только мне, как командиру, а и всем рядовым. Что мы разведвзвод, никто, конечно, не знает. Знаем только мы вчетвером. Да еще дед Кузьма. Хорошо, что он посоветовал не выходить из подполья. А то бы еще склоняли и как разведвзводовцев…

И вот уже нет теперь ни крыши тетки Аксиньи, ни детсадика, ни даже Авдулиной козы. Есть фельетон. На целую колонку…

Фельетон мы так и не прочли. Нас после двух уроков сразу же отправили чистить колодец. Сказать об этом родителям, ну, и с ними чистить… Мы видели у газеты только галдящую толпу.

Конечно, мы домой не пошли, а направились к деду Кузьме. Он ухмыльнулся в усы, затем нахмурился, а потом захохотал. От его хохота стало не то что весело. Нам показалось, что вовсе не над нами смеется дед Кузьма. Нет, и над нами тоже. Только чуть-чуть. И все-таки добрый у него смех! Не обидный для меня, как командира. Да и для рядовых не обидный. Потому что Славка, Олег и Федя тоже повеселели…