Евгений Астахов - Наш старый добрый двор

Было б у него побольше времени, он непременно обошел бы со всех сторон мрачную, расстрелянную в упор громаду рейхстага. И наверняка увидел бы знакомые имена:

«Иван Русанов, Минас Аветисян, Ромео Арчилович Чхиквишвили. 8 мая 1945 года».

И ниже, в стороне, не очень уместное:

«Рэма + Вадим».

Если присмотреться получше к последней надписи, то можно было без труда узнать в ней Ромкину руку.

Девятого мая утром дивизия, в которую входил полк Вадимина, ускоренным маршем двинулась на Прагу. Война кончилась для одних, но для других она продолжалась еще трое суток. Настоящая, большая война, втянувшая в свой яростный водоворот несколько миллионов людей.

Полк Вадимина посадили на танки.

«Внимание! Внимание! Говорит чешская Прага! Говорит чешская Прага! Большое количество германских танков и авиации нападает в данный момент со всех сторон на наш город. Мы обращаемся с пламенным призывом к героической Красной Армии с просьбой о поддержке. Пришлите нам на помощь танки и самолеты, не дайте погибнуть нашему городу Праге!»

Этот призыв о помощи ушел в эфир шестого мая. К центру города, сминая сопротивление защитников баррикад, пробивались фашистские части.

Восстали чехословацкие патриоты, рабочие с ведущих пражских предприятий, с заводов «Шкода-Симхов», «Микрофон», «Эта», «Авиа»…

Впервые после шести лет борьбы в подполье открыто вышла «Руде право», газета чехословацких коммунистов. С ее страниц ко всем членам партии обратился Центральный Комитет КПЧ.

«Коммунисты! — говорилось в этом воззвании. — Вчера началось наше непосредственное участие в боях. Докажите, что в открытой борьбе против врага вы будете столь же стойкими, смелыми и находчивыми, как и во время шестилетней жестокой борьбы с извергами гестапо. Будьте всюду лучшими из лучших и славно пронесите к цели свое знамя, пропитанное кровью тысяч своих товарищей. Железная дисциплина большевистской партии и воодушевление братской Красной Армии служат вам ярким примером. Вперед, в последний бой за свободную, народную, демократическую Чехословацкую республику!»

На улицах Праги рвались снаряды. В пражской тюрьме эсэсовцы торопливо казнили заключенных.

Новоиспеченный генерал-фельдмаршал. Шернер, возглавивший группы армий «Центр» и «Австрия», обещал сровнять Прагу с землей. Фанатичный и жестокий, он выполнил бы данное им обещание с пунктуальностью старого педанта. Он отказался выполнить указание адмирала Деница прекратить боевые действия девятого мая в 00 часов 00 минут [51] Как выяснилось позже, адмирал Дениц, возглавивший фашистское правительство в Германии после самоубийства Гитлера, отдав приказ о капитуляции, одновременно через офицера связи передал Шернеру указание как можно дольше продолжать сопротивление для того, чтобы основная часть уцелевших еще группировок успела бы пробиться к англо-американской зоне. .

«Внимание! Внимание! Говорит чешская Прага! Говорит чешская Прага!..» — передавало радио восставших чехов.

Неведомый миру радиодиктор просил помощи на русском языке от имени восставшего народа.

«Не дайте погибнуть нашему городу Праге!»

Шестого мая на помощь чехословацким повстанцам двинулись танковые соединения Советской Армии.

Дивизии, где сражался Ива, предстояло перекрыть возможные пути отступления остатков разбитых фашистских группировок, не дать им вырваться из кольца.

Полк Вадимина занимал оборону на подступах к невысокому горному кряжу. Разведчики доложили, что обнаружен отряд, засевший в теснине, подступиться к которой чрезвычайно трудно. Ответный огонь ведет вяло, огневые точки не обнаруживает.

— Что за чертовщина? — пожал плечами Вадимин, разглядывая карту. — Зачем им там сидеть да еще наглухо? Непонятно.

Он выслал в район расположения таинственного отряда роту, приказал провести разведку боем, но осторожно, не рискуя людьми. Разведка показала, что вышибить отряд противника из теснины, в которой он засел, точно пробка в бутылочном горлышке, без значительных потерь невозможно — атаковать придется в лоб, обходных путей нет.

— И артиллерией его особенно не потревожишь, — докладывал Вадимину командир роты, — укрыты хорошо, стервецы, камень вокруг… «Языка» попытались взять — не вышло, не подпускают, больно плотный огонь, сверху бьют, разве тут схоронишься?

Вадимин приказал блокировать отряд и вести наблюдение за каждым шагом противника.

— Эсэсовцы, что ли? — спросил он командира роты.

— Да нет, товарищ подполковник, пацаны одни. Эти, как их…

— Гитлерюгенд?

— Ага, они самые.

— Будьте предельно внимательны! Я пришлю вам людей из группы разложения войск противника.

Он представился командиру роты просто и непринужденно:

— Будем знакомы — лейтенант Карл Зигль. А это мои помощники — радиотехники, звуковики: Отто Штейнер и Альберт Хуш.

Комроты впервые видел немцев, одетых в советскую военную форму. Удивление его было настолько очевидно, что лейтенант Зигль рассмеялся:

— Да, это так, мы чистокровные немцы. Отто Штейнер — коммунист с 1929 года, политический эмигрант, жил и работал до войны в Москве. Что касается Альберта, то он на второй день войны перешел линию фронта и сдался в плен. Убежденный антифашист… Ну а я сын немецких коммунистов, с тридцать третьего года нахожусь в России, с сорок второго — в Красной Армии. Вопросы к нам будут?

— Да какие могут быть вопросы? — засмущался комроты. — Милости просим, располагайтесь. Обедали?

— Спасибо, закусили. Введите нас в курс дела, товарищ старший лейтенант, дайте в помощь пяток толковых ребят, и, я думаю, мы раскусим этот орешек, — он кивнул в сторону густо заросшего лесом почти отвесного склона горы.

Через час группа в восемь человек во главе с лейтенантом Зиглем выдвинулась за расположение роты и начала медленно, прячась за гранитные валуны, пробираться вперед.

Лейтенант облюбовал полуразрушенный охотничий домик, сложенный из толстых бревен. Отсюда можно было без труда наблюдать за тем, что делается у засевших в расселине гитлерюгендов.

Метрах в пятидесяти от домика скатившиеся когда-то с горы обломки камней образовали невысокую преграду, вполне пригодную для того, чтобы расположить за ней аппаратуру и вести передачу. Справа и слева от этих камней залягут автоматчики, и можно будет спокойно работать.

Так рассудил лейтенант Зигль, и все согласились с ним.

Ива лежал на мягкой весенней траве, надвинув на глаза каску. Два камня, покрытые розовато-сизым лишайником, служили ему надежным бруствером. Он просунул меж ними автоматный ствол, положил справа от себя гранату.

Горный склон окутала предвечерняя тишина. Длинные синеватые тени легли на землю. В прозрачном весеннем воздухе горы казались Иве выше и круче. И хотелось встать, снять с головы тяжелую каску и пойти навстречу этим синим теням, не думая о том, что кто-то, притаившись за валуном, может ударить по тебе автоматной очередью.